Спрыгнув с экипажа и оглядевшись вокруг, Саша пошутил, что нам следовало взять с собой пару охотничьих ружей, чтобы не упустить возможности полакомиться свежей дичью, когда олениха привычно забредёт на графское пастбище, но ни один зверь в здравом уме не пришёл бы туда ради пропитания, в отличие от ведомой жадностью и жаждой наживы человеческой твари. Впрочем, по дрожащей и напряжённой интонации Сашиного голоса было очевидно, что ему хотелось иметь под рукой ружьё или револьвер вовсе не для увеселительной охоты.
Мы оставили Ваську следить за лошадьми, а сами пошли к покосившемуся домику, в котором по словам Дмитро должна была обитать вышеупомянутая старуха. Турок не подвозил ей новых продуктов уже более двух месяцев, а вести хозяйство и обеспечивать себя продуктами самостоятельно Агафья уже не могла по причине седых лет, так что мы предполагали, что обнаружим её усопшей, однако она оказалась не только жива, но и в целом пребывала в добром здравии. Со смертью дяди она освободилась от последних обязанностей и теперь всецело посвящала себя молитвам и тихому созерцанию окружающей природы. Ей не было нужды в активном передвижении, а потому она питалась не больше синички, и смогла растянуть скромные запасы круп на весь период невольной изоляции от внешнего мира.
Здесь стоит отметить, что женщина обладала довольно слабым зрением, а ещё была из блаженных, так что она почти и не заметила всех случившихся за долгие годы перемен, разговаривая так, словно давно почившие дедушка и бабушка были ещё живы, а по двору бегали холопские дети. Мы предложили ей немного мяса и масла из наших припасов, но Агафья отказалась от них, сославшись на некий пост, хотя к тому времени Петров уже завершился, а Успенский ещё не успел начаться. Старуха существовала в каком-то своём маленьком, жившем в ином временном измерении мирке, что вероятно и является причиной того, что она была последней выжившей обитательницей поместья, ускользнув от его тлетворного влияния.
Перед тем как мы покинули обиталище старухи, друзья обратили моё внимание на красный угол. В нём стояло очень уж много икон, как если бы Агафья снесла их со всех покинутых домов усадьбы. Они сильно различались в размерах, некоторые были облачены в оклады из потемневшего серебра, однако все они как одна были угольно-чёрными, так что ликов святых было вовсе не видать. Саша, испросив у хозяйки разрешения, попытался оттереть один из образов от грязи и копоти, но сколько бы он не возил тряпкой по дереву, изображение не проявлялось, а сама ткань обильно пропиталась чем-то вязким, похожим на дёготь, но отличавшимся по запаху в худшую от него сторону, больше напоминая вонь болота или сгнившего мяса.
Здание фамильного особняка было двухэтажном и состояло из трёх окрашенных в голубовато-зелёный цвет корпусов, одного большого, центрального и двух поменьше, соединённых с ним короткими, остеклёнными галереями. Оно было возведено ещё во времена царствования Екатерины Великой, так что в отделке фасада прослеживалось много барочных элементов, правда заказчики не стали тратиться на позолоту для загородной резиденции и ограничились обильной лепниной, которая частично разрушалась в отсутствии должного ухода. Однако из всех зданий на территории усадьбы лучше всех сохранился именно дорогостоящий дворец. Разбросанные тут и там гостевые и кухонные флигели, маленькая часовенка близ заросшего кувшинками пруда да холопские домишки, лишившись своих обитателей, всего за несколько лет простоя обратились под сокрушительными ударами непогоды в сущие руины с облезшими стенами и обвалившимся крышами. Это всё было вполне поправимо при достаточных вложениях на ремонт, которые бы десятикратно воздались после продажи. Однако этим моим сребролюбивым чаяньям было не судьба притвориться в жизнь.
Прошедшись по заросшей сорняками аллее, мы поднялись по каменным ступеням, прошли меж парадных дверей, чьи выцветшие от солнца и разбухшие от дождей створки были распахнуты настежь, и ступили в заваленную всяким хламом и уличным мусором переднею, больше походившую не на человеческое обиталище, а на медвежью берлогу, в которой разве что не хватало обглоданных костей и рогатых оленьих черепов. Стены и потолок покрывали густые сети трещин, во многих местах отсыревшая штукатурка отвалилась, оголив красный кирпич; узорчатый паркет, точно бурное море, вздымался буграми, по которым было тяжело ходить, а некогда роскошная мебель пришла в полную негодность. Подобное зрелище вызвало у меня тревогу за успех всего затеянного мной предприятия, так как если и все прочие комнаты пребывали в схожем состоянии, то кроме затрат на облагораживании усадьбы в целом, мне бы пришлось ещё потратиться на восстановление и обустройство внутренностей особняка, что уже требовало значительно больших затрат, нещадно умаляя потенциальную выгоду.