Передняя имела вытянутую вдоль фасада форму, располагая в каждой стене по дверному проёму. Двое из них, что находились в узких концах помещения, оказались надёжно запертыми, или быть может даже заколоченными с иной стороны, так как они совершенно не желали поддаваться, но зато бо́льшие двери, противостоявшие парадному входу, оказались не запреты и были сильно повреждены по всей видимости ударами топора, которым ломали замки и ручки, оставив по завершении неровную, оскалившуюся острыми щепками дыру, столь похожую на разинутую пасть зверя. Мы долго стояли напротив неё в нерешительности, ощущая нечто вроде силы отталкивания, покуда Пётр первым из нас не набрался храбрости и сил, чтобы преодолеть эту неведомую силу. Подобрав кривую ножку стула, он просунул её в отверстие, зацепился за ту сторону дверей на манер багра и резким движением распахнул створки.
Нашим глазам предстало необычайное и непостижимое для разума зрелище. Внутри дома распростёрся необъятный пейзаж диковинной природы, а над нашими головами на бездонном небе сияло настоящее солнце, простиравшее на всю округу мерцающий белый свет. Под нашими ногами стелилась трава и распускались сотни похожих на девичьи глаза цветов, между которыми застыли в полёте пёстрые бабочки, грациозные стрекозы и мохнатые пчёлы, но мы не касались их, а и сами парили над растениями, притом не отбрасывая теней. Шагнув за двери, мы будто бы очутились на лесной опушке или на поляне посреди одичалого сада, и, хотя она была полна жизненной энергии, всё в ней было застывшим и недвижимым, как на фотокарточках, если бы те, конечно, могли быть цветными. Нет ничего удивительного в том, что мы сперва опешили и поспешили выскочить назад в прихожую, а следом и во двор, после чего несколько раз обежали кругом особняка, дабы удостовериться, что все его стены, да и сама крыша оставались на своих местах. Это была какая-то чертовщина, но меньшее из того, что нам ещё предстояло пережить в том проклятом месте.
Вскоре мы вернулись на волшебную поляну, делая каждый шаг с величайшей осторожностью, боязливо ощупывая дорогу, страшась провалиться вниз. Действуя подобным образом, мы пришли к заключению, что это было некой огромной и крайней хитрой оптической иллюзией, так как сами стены парадной залы, а заодно полы и потолки оказались на своих местах, но на них была нанесена единая, всеобъемлющая картина. Поверхности нельзя было увидеть, даже переходя из одной точки в другую, хотя обычно подобные изобразительные фокусы работают только в том случае, если смотреть на них под строго определённым углом, а малейший шажок в сторону нарушает точно рассчитанную перспективу, и фантастический обман становится до нелепости очевидным, однако здесь видимость реальности сохранялась при любых положениях смотрящего, и найти границу комнаты можно было только уткнувшись в неё рукой или больно ударившись носом. Мы словно бы очутились в большом стеклянном ящике, висевшем посреди застывшего леса. Подобного реализма и глубины изображения мог достичь только абсолютный, благословлённый Господом Богом и обласканный Дьяволом гений — мой покойный дядя Валентин, которому надоело ограничивать себя рамками холстов, которые он превращал в окна, открывавшие вид на иные края. Впитав прежде бесчисленные страницы знаний, и научившись точно подражать божьему творению силой своей кисти, его охватило великое желание преобразить окружавшую его действительность, разрушая саму её сущность и соединяя мистическими мостами прежде разделённые и отгороженные непреодолимой завесой миры.
Это были именно что другие миры, потому как внимательнее приглядевшись к окружавшей нас флоре и, что важнее, к фауне, мы были вынуждены признать, что ни один из нас никогда прежде не видел чего-то подобного ни вживую, ни на гравюрах в ботанических и зоологических атласах. Среди кривых и спиралевидных стволов и многоугольных листьев виднелись фигуры диковинных созданий, некоторые из которых походили на худосочных и длинноногих слонов с огромными, выпученными глазами, иные имели несколько хвостов и были покрыты чем-то вроде чешуи, но все они скрывались в тенях деревьев, держась от нас на значительном расстоянии, так что разглядеть их было решительно невозможно, пускай мы и подходили к картинам вплотную. Однако не только мы пытались их рассмотреть, но чувствовали, как они отвечают нам тем же самым, впиваясь в нас полными жадного любопытства и чего-то ещё недоброго взглядами.