Удивление и смятение были столь велики, что мы не сразу обратили внимание на странные, не имевшие толщины прямоугольники, выделявшиеся на общем фоне и просто висевшие в воздухе. Это были лишённые створок дверные проёмы, которые вели в иные комнаты, хотя вернее будет назвать это иными краями, или даже иными реальностями, потому как они сильно отличались от того растительного пейзажа парадной залы, но при том обладали всеми теми же качествами необъятности и реалистичности, что и первая иллюзия.
Мы выбрали проход по левую руку от выхода на улицу и перешли в небольшую и тесную комнатку, которая прежде отводилась для прислуги или служила каким-то бытовым нуждам, однако теперь она вмещала, или же сама находилась на каменистом морском берегу, а тёмные воды простирались до самого горизонта, где бушевали могучие смерчи и ураганы. Разлагающаяся, обнажившая белёсый скелет и расплывшиеся внутренние органы туша кита или иного морского гиганта, сравнимого с библейским Левиафаном или греческой Харибдой, лежала в стороне от нас, окружённая чёрным облаком мух, а ещё дальше за её громоздким и тучным силуэтом виднелись окутанные таинственной дымкой шпили портового города. Погода была пасмурной, пелена серых туч заволокла небо, высокие волны накатывали на выступавшие из воды скалы и разбивались о них, обращаясь в клочья белой, солёной пены. Разумеется, будучи нарисованными, они пребывали в застывшем состоянии вечного падения, как и парившие над ними птицы, или что-то сильно походившее на них. Эта неподвижность, дополненная невозможной для изобразительно искусства правдоподобностью и подробностью (в рисунках было невозможно разглядеть и малейшего намёка на мазок кистью или иного следа, оставленного человеческой рукой), создавала гнетущее ощущение отрешённости и изгнанности нас троих из жизненного круговорота.
Именно в этой комнате произошло второе загадочное явление, которое должно было убедить нас в том, что мы имели дело отнюдь не с простым обманом восприятия, а с чем-то гораздо большим, и что должно было побудить нас немедленно убираться из того места, но к которому мы, увы, в полной мере так и не прислушались. Когда мы безмолвно стояли, сбившись в кучку и заворожённо глазели по сторонам, Саша одёрнул меня за рукав и полным тревоги шёпотом сообщил, что заметил в отдалении нечто похожее на человека, но когда он указал нам на свою находку, то на том месте уже было пусто — только мелкая, тёмная галька с белыми вкраплениями и засыхающие бурые водоросли. Пётр шутливо посоветовал ему хорошенько протереть пенсне, но к тому времени никто из нас уже не мог поверить в то, что это действительно могло быть пятнышко на линзах, а не очередная загадка заброшенного особняка. Вплоть до самого вечера мы ещё не единожды замечали, как предметы, а иногда и живые существа, диковинные звери меняли своё положение или же бесследно исчезали, стоило нам хотя бы на мгновение отвести от них взгляд.
Все комнаты на первом этаже особняка были посвящены видам природы, от раскалённых и знойных пустынь и высоких лысых гор, до холодных полярных пустошей, поросших причудливыми ледяными сталагмитами, в которых отражались таинственные и волшебные краски северного сияния. При этом нас не покидало чувство, что кто-то разумный, обладающий волей и непостижимой силой упрямо преследовал нас, скрываясь от глаз, хотя мы то и дело замечали его свежие, более походившие на отпечатки продолговатых копытец, нежели стоп или сапог следы на песке или падавшую из-за дерева или валуна длинную тень. Ещё я подметил такое обстоятельство, что ни в одной комнате мы так и не смогли обнаружить окон, которые мы точно вдели снаружи, словно бы их заложили изнутри кирпичами, а затем выровняли с остальной стеной, так как мы не смогли найти их даже на ощупь. Вообще все поверхности, включая полы, во всех комнатах были идеально гладкими, почти что скользкими, так что передвигаться приходилось довольно неспешно. Не знаю, какую именно технику использовал дядя, вероятно это была его очередная авторская выдумка, неизвестная более никому и, к счастью, навечно утерянная для человечества вместе с кончиной своего создателя. Пару раз мы пытались повредить фрески сперва при помощи ногтей, а затем и железа, но на картинах не появлялось и намёка на царапину или вмятину, не говоря уже о большем.