Пускай чувств у нас было в избытке, но вот хоть сколько-нибудь толковыми мыслями мы не располагали от слова совсем. Необычайных и прежде никогда невиданных явлений было столько, что мы не могли выдвинуть и единой обобщающей догадки о сути происходившего, кроме того, что это было дело не только дядиных рук, но и должно быть самого Диавола, так как ни у одного человека не хватило бы сил на подобное преступление, а милостивый Господь Бог не мог покровительствовать столь кощунственным деяниям. Хотя с того дня в моя искалеченная душа больше не верит в его любовь, раз он при всей его власти и мудрости мог дозволить это беспрецедентное святотатство.
Как и у Дмитро, у нас возникло желание немедленно покинуть усадьбу, но время было уже позднее, ехать в ночи по неровным просёлочным дорогам в незнакомых местах было не слишком безопасно и благоразумно, к тому же мы все испытывали неимоверную усталость и по-волчьи хотели кушать, так что нам всё же пришлось остаться на ночлег. Это было нашей последней и самой роковой ошибкой, заколотившей крышку гроба. Мы думали, что все эти невиданные двумерные сущности надёжно заперты на стенах особняка, что, выйдя из него, мы очутились в полной безопасности, но то был всего лишь жалкий самообман и пустые надежды трёх близоруких и самонадеянных глупцов.
Разумеется, что нам хотелось держаться как можно дальше от поражённого проклятьем дома, однако по злой иронии судьбы единственным пригодным для ночлега местом оказались меньшие корпуса особняка, потому как все иные дома, включая старухину халупу, в которой и стоя втроём было как-то тесновато, были совершенно непригодны для человеческого обитания. Мы подозвали Ваську, который к тому времени уже успел пристроить лошадей, и откровенно бездельничал, не зная, куда же мы запропастились, и как-то не особо переживая по этому поводу, за что, по-хорошему, ему бы стоило всыпать плетей, но мы были слишком озабочены иными напастями.
Мы облюбовали одну из комнат на первом этаже южного корпуса, самую дальнюю от самого особняка и от ведущей в него галереи. Гуляя по раскрашенным комнатам, я всё гадал, куда же подевалась вся мебель и домашняя утварь, и она оказалась снесённой в эти самые маленькие корпуса, фактически превращённые в складские помещения. Хотя немногим ранее я упомянул, что после ужасающей экскурсии у нас осталось совсем немного сил, но мы чувствовали, что в ту ночь точно не сможем отдаться в руки Морфея, боясь не то, что прикрыть глаза, а даже лишний раз моргнуть. Поэтому мы не нуждались кроватях, а вместо них нашли старинные, пропитавшиеся пылью кресла и поставили их полукругом, спинками к углу комнаты, чтобы исключить внезапное нападение сзади, и развели между кресел небольшой костерок, используя вместо дров поломанную мебель. В этом нам помог найденный среди пылившихся без дела вещей плотнический топор, чьё наличие под рукой внушало нам больше спокойствия и уверенности в себе.
Единственное, что в тот вечер было хорошим, так это наш ужин. Твёрдо порешив с первыми лучами солнца отправиться назад в город, мы не стали беречь привезённой с расчётом на несколько дней провизии и ели до отвала, сколько в кого влезет, ни в чём себе не отказывая. Каждый умял по большой краюхе хлеба, съел несколько копчённых сосисок и кусков жирного свиного окорока, после чего мы вместе распили две бутылки вина, которыми прежде желали отметить успех предприятия, но теперь скорее щедро справляли по нему, и не только, поминки. Мы предлагали Ваське присоединиться к нашему застолью, а после ночевать вместе с нами, но он предпочёл нам лошадиную компанию, прихватив из запасов пару одеял и подушек.
Так мы и встретили ночь. Съёжившись и вдавившись в обивку кресел, бегая глазами из стороны в сторону, прислушиваясь к каждому шороху, воздерживаясь от любых разговоров, предаваясь томительному, бездеятельному ожиданию. И вот вскоре после полуночи из темноты донеслись глухие и низкие вздохи колокола столь огромного, что он должно быть мог вместить себя целый океан. Вся усадьба точно заходила волнами под его могучим перезвоном. Я чувствовал, как сотрясалось всё моё нутро при каждом новом ударе. Испугавшись разрушения зданий, мы повскакивали с кресел и выбежали на улицу, благо что мы были полностью одеты и обуты. Тем не менее нужды в поспешном спасении не было. Этот гул, вероятно, действовал только на разумные создания, на их нервную систему, потому как ничто другое словно не почувствовало этих могучих толчков, оставшись совершенно недвижимым и упокоённым.