И ведь, действительно, «эта стервь» соки выжимала. Мотаясь между родным городом и Воронежем, проводя в дороге по двадцать часов в неделю (Даринка разлюбила летать, потому что маленькие самолеты хоть и экономили время, но расшатывали нервы почище Эльки), Горянова благодаря неусыпной заботе тетушки Ануш всё больше погружалась в работу.
Большой косяк при теплоотведении, который мог бы существенно удорожить строительство, вскройся он на неделю позже, после монтажно-сварочных работ, Горянова даже не усмотрела. А почувствовала. Смотрела в чертежи, потом снова почитала почвенные замеры, потом перелистала все узлы соединения коммуникаций и, наконец, излазила тот самый участок вдоль и поперек, изгваздавшись в мартовском грязном снеге, чтобы утором выдать на летучке:
- Надо переделывать сейчас! Труба СД - 342107 будет в яме после оттяжки. Веса своего не выдержит, деформируется.
Зная её обстоятельность не понаслышке, с ней уже никто спорить не собирался, а полетели сразу смотреть. Всё оказалось так, как и сказала Горянова. О том, что в самом начале строительства о возможности проседания трубы на этом участке инженеры уже предупреждали, никому напоминать не стали. Во избежание… Понадеялись на авось. Не прошло! И о том, что Петрович прорабу тоже что-то такое недели три назад осторожно говорил, услужливо замолчали.
- Глазастая девка! – присвистнул тогда начальник второго участка. – Куда только Бахметьев смотрел, сука, – а дальше загнул по-русски, то есть трехэтажным матом.
- Она только что своему Айвазяну тыщщщ триста сэкономила… – завистливо подсчитал Ицкин.
- Она нас от такого говна уберегла, а ты тыщи считаешь, – вставил тогда веское слово Александр Николаевич.
В общем, так и жила Горянова. Работала. А всякая забота о хлебе насущном была переложена на добрые плечи армянской женщины.
- Ты как мужчина живешь! – возмущалась вечерами тётя Ануш. – Ты уже вся пропиталась стройкой! У тебя даже духи пахнут бетоном и сваркой! Вай! Кто тебя замуж возьмет?!
- Замуж не напасть, - пыталась отвертеться Горянова.
- Напасть, не напасть! – прерывала её женщина. – А замуж один раз сходить надо! Детки должны с папкой и мамкой рождаться, в семье счастливой жить, чтобы им не хотелось, повзрослев, глупости всякие делать! Да и женщина без деток – что это?
- Хорошо! – соглашалась Горянова. – Вот закончу проект – и сразу замуж пойду!
Тётя Ануш поджимала тогда губы, складывала руки на груди и, покачивая головой, протяжно говорила:
- И как ты замуж пойдешь? Ты же всем только приказываешь! Женщина умной должна быть! Когда женщина приказывает – она уже глупая. Такую замуж зачем брать? А вот когда женщина на мужчину только посмотрела, а тот уже бежит выполнять, вот это ум! У нас Марине утром не успеет стол накрыть, а Гогенчик уже всё сделал.
- Это как? Она по ночам внушением занимается? – хмыкнув, интересовалась Горянова.
- Занимается – э-э-э! Это он ночью уже по её храпу догадался, что ей надо! Э-э-э-э! Ладно, иди руки мой, я уже всё приготовила.
И Даринка послушно и счастливо шла к столу.
- Ты завтра снова поедешь? К семье? – этот вопрос тётушка Ануш задавала каждый четверг.
- Нет! Завтра не получится! Завтра материалы для перекрытий привезут, нужно будет проверить.
- Вай! Они скучать будут! Хоть позвони!
- Угу! – соглашалась Даринка, уплетая что-нибудь вкусненькое, и потом правда звонила, но не домой, а Ольке, называя её никак не иначе, как «мать моя» или, когда та не отзывалась, папе на сотовый.
Горянова не сообщала тёте Ануш о сложностях в семье, та всё равно бы не поняла. Потому что в армянских семьях всех детей любят априори, искренне и на разрыв. И непонятно будет женщине, которая детям в Англию звонит, как в химчистку, и разговаривает с ними, словно сидит за столом, неспешно, обстоятельно, что может быть всё по-другому…
Иногда вечерами заходил Левончик. Стоял робко в дверях, в квартиру не проходил. Зачем приходил, не понятно, но тётушка Ануш всё равно посмеивалась.
- Левончик у себя там дверей понаставлял… Приходил хвалиться…
Но Даринке творческие метания несостоявшегося дизайнера интересовали мало, и тактичная армянка замолкала, чтобы минут через пять снова поднять нетривиальный вопрос:
- У тебя, Дариночка, точно нет армян в родстве? – осторожно спрашивала она. – Ты чёрненькая… И глазки у тебя большие…