- Просто, сука, сдохни же ты уже наконец! – заорал тролль, саданув топором по уже мёртвому телу.
Точнее, оставшемуся от него торсу: отрубленные руки валялись где-то рядом в траве, а в предрассветное небо пялилась пустыми глазницами снесенная башка ищейки. Угли глаз медленно гасли. Ещё несколько раз злобно пнув оставшиеся от врага ошметки, Джа’Ракал громко выматерился и саданул кулаком по Древу. Его трясло от ярости, от злости на себя, от злости на союзника…
- Почему ты, твою мамашу, не мог продержаться ещё минуту, – процедил он, стараясь не смотреть на болтающийся рядом на ветке труп, – придурок… просто придурок…
Но всё же, повернув голову, тролль устало посмотрел на Гондара.
Его изуродованное тело безвольно обвисло на обрубке, торчащем из ствола. Наверное, было бы лучше, если бы Гончая разорвал бы и морду наемника, ведь сейчас его лицо с закрытыми глазами, пусть и замызганное в крови, выглядело так, словно он ещё живой.
От Древнего к мёртвому телу уже тянулась кора, закутав труп в деревянный саван, принимая в объятия Древа.
- Лучше бы я тебя сам убил, – пробормотал тролль вымотано, отворачиваясь.
Не хотелось смотреть, как Древний делает труп частью себя, пытаясь как-то восстановить свои многочисленные повреждения.
Запоздало, он понял, что более не чувствует боли, исходящей от союзников, и вообще не ощущает никого. Вокруг ещё сражались крипы, но всё было как в тумане. Тролль вдруг осознал, что остался здесь совершенно один под Древним, который скоро всё равно рухнет под натиском приближающейся лавины крипов. Ни Аюшту, ни Морфлинга он не ощущал. Быть может, от них просто перестала исходить боль. О худшем варианте развития событий он старался и не думать. В таком случае, когда Древний падет, лучше будет самому себе перерубить горло, но не сдаться врагу.
Он обернулся, смотря на предрассветный горизонт. На стыке гор и неба уже чуть посветлело, синева распространялась по небосводу, смешиваясь с чёрными как смоль облаками, к которым уходил свет от вражеского Древнего.
Вдруг в сердце резко кольнуло. Ощущение присутствия демона резануло по сознанию. Враг. Что ж, он сразится перед смертью. Последний раз. Перехватив топор, Джа’Ракал опустил взгляд на лестницу, ведущую в Крепость, к руинам третьей линии обороны…
Из темноты медленно проступали два силуэта. И когда они стали различимы, тролль потерял дар речи, попросту не веря своим глазам.
Поддерживая под плечо едва переставляющую ноги Аюшту, из мрака вышел Невермор.
Глава 17. Dead Heat
Примечание к части
Soundtrack:
Linkin Park – Breaking the Habit
Crematory – Left the Ground
Unheilig – Geboren Um Zu Leben («Born to feel alive»)
Примечание:
Финал. GG WP.
I don’t know what’s worth fighting for
And why I have to scream
But now I have some clarity
To show you what I mean
© Linkin Park – Breaking the Habit
Без меня.
Гримуар ярко вспыхнул в огне кузни, живая книга ещё дергалась, яростно и отчаянно цепляясь за жизнь, сгорая под стекленеющим взглядом своего хозяина. Рядом жалобно скулил, подвывая, Цербер, но Демнок его уже не слышал. Арена отходила на задний план, мир таял, тлел в пламени.
Как в предсмертной агонии трепыхалась книга, изрыгая проклятия на голову владельца, так сгорал в агонии тот маленький мир, одно из тысяч отражений, раздробленных и единых. Перед внутренним взглядом Ланника проносились тысячи силуэтов битвы, и чернокнижник слабо улыбался, видя себя со стороны. Другого себя. Временами он был тихим и бесшумным стариком, тенью идущим за малой армией Древнего, временами он громко хохотал, кидаясь в бой так же бесстрашно, как его соратники. Всегда под пристальным взором Древнего – порой Тьмы, порой Света, – он был здесь. Был здесь всегда.
Будет здесь всегда.
Ведь части его души – и душ его двойников – остались разбитыми осколками в водах Фонтана и лаве Источника. Перемешанные с другими заложниками этой войны, дающие силу новым старым участникам, приходящим на это шахматное поле вновь.
Вновь и вновь.
Как откуда-то издалека, до Демнока донесся равнодушный голос Древнего, и он что-то говорил про победу и поражение, и про то, что победа так опьяняюще близка, как и поражение, но Ланник его не слушал. А книга горела, горела, всё ярче и ярче, пожираемая очищающим пламенем, осыпаясь в пепел.
Без меня.
А потом была лишь темнота и чувство полной свободы. Свободы для той его души, что сумела вырваться из оков. Лишившись тела, оставив большую свою часть гореть вечно в лаве, он теперь был свободен. Он понимал, что это значит, но какая была разница теперь… никакой.