Мама с самодовольной ухмылкой хватает ленточки.
— А теперь перестань болтать, дитя. И не верти головой.
Думаю, я единственная невеста из когда-либо существовавших, которая не хочет выглядеть красивой в день своей свадьбы. Мне бы очень хотелось, чтобы Маниус взглянув на меня, покачал головой и решительно сказал «нет».
Но мама очень талантлива в вопросах красоты и все кто видит меня, охают и ахают, стоит мне пройти мимо. Только их улыбки быстро исчезают, когда они смотрят мне в глаза и понимают, что ждёт меня в будущем.
Я не могу выйти замуж за противного Маниуса. Нет, нет и нет!
— Ты прекрасно выглядишь, — бормочет отец, провожая меня по грязной дороге к центру города, где состоится брачная церемония. — Такая же красивая, как твоя мать в день нашей свадьбы.
Только к счастью для неё, она выходила замуж за порядочного, благородного мужчину, а не за серийного убийцу-людоеда.
Мы задерживаемся у кузницы, пропуская горожан, спешащих на мою церемонию. Я игнорирую их добрые пожелания и смотрю на цыплят, которые бродят у лавки кузнеца, не обращая внимания на то, что вот-вот произойдёт событие, которое навсегда изменит мою жизнь.
— Выше голову, Элоиза! — рыкает мама, подходя к нам. Она придерживает своё новое платье, перепрыгивая через лужу на дороге. — И сбрось эту кислую мину с лица. Предполагается, что это будет праздник. Хотя я сомневаюсь, что Маниус будет рад, когда узнает, что женился на избалованном, непослушном ребёнке.
Я прикусываю губу от боли, когда она вновь проверяет, туго ли зашнурован на мне корсет.
— Жених! — в панике восклицает она, заметив Маниуса и его людей идущих вдалеке по дороге.
Я хватаюсь за живот. Меня скручивает от тошноты, едва я замечаю Маниуса в белой тоге. Мой обед спешит вырваться наружу, но его останавливает слишком тугой корсет.
— Он не может видеть тебя до свадьбы! — визжит мама, толкая и прижимая меня к деревянным доскам кузницы.
Образ Маниуса вызывает во мне панику. Пульс учащается. Тело начинает трястись, и я не могу дышать.
Я не могу этого сделать. Не могу!!!
— Моя вуаль!
Мама стискивает зубы.
— О, богиня Юнона (примечание переводчика: богиня Юнона – древнеримская богиня, покровительница семьи, брака, деторождения, женщин и материнства), — шипит она. — Пошли! Быстро!
Крепко схватив меня за руку, она тащит меня обратно к нашему дому на окраине городка.
— Весь город будет ждать, — бормочет она, вталкивая меня в дом. — Неблагодарное дитя. Как же я буду счастлива наконец-то избавиться от тебя. От тебя одни неприятности!
— Вуаль в моей комнате, — и я бегу в свою комнату. — Я сама её надену. Просто подожди секундочку.
С неистово колотящимся сердцем, я запираю дверь и бросаюсь к окну. Открываю его и в последний раз окидываю взглядом комнату, потому что больше не увижу её.
— Прощай, жизнь, — шепчу, прежде чем приподнять подол платья, вылезти в окно и стремглав помчаться туда, где Пегас лениво бродит по своему загону. Подол платья и новые белые туфельки тонут в грязи, но мне всё равно. Мне даже приятно их испортить. Это словно запятнать завесу невинности, которую Маниус хочет украсть у меня, но она принадлежит только мне! И только мне решать, кому она достанется!
— Пегас, — шепчу, открывая тяжёлую калитку загона. — Иди сюда, мальчик!
Он лениво подходит, поглядывая на мои руки – вдруг там окажется что-нибудь вкусненькое.
— Пора тебе заслужить своё имя, дружок, — шепчу ему на ухо, прежде чем взобраться на его спину. — Лети, Пегас. Лети!
Я пришпориваю его, и он срывается в галоп. Тяжёлые копыта Пегаса с грохотом врезаются в землю, унося меня отсюда прочь. К свободе.
— Элоиза! — кричит мама, высунувшись из окна моей комнаты. Она в ярости. — Вернись сейчас же, неблагодарное отродье!
Я же, повернувшись к ней, показываю язык, а мой верный конь всё дальше и дальше уносит меня прочь.
Я свободна три прекрасных дня.
Но на четвёртый, кто-то настигает меня.
Это не родители. И не Маниус.
Этот кто-то гораздо – гораздо хуже.
Работорговец.
Он бесшумно подкрадывается ко мне, пока я готовлю кролика на костре и, ударив дубинкой по затылку, погружает в темноту.
Я осознаю, что попала в плен, когда прихожу в себя на спине Пегаса с раскалывающейся головной болью. Толстый, тяжёлый ошейник, затянутый вокруг моей шеи, не даёт дышать. К ошейнику пристёгнута цепь, и она, протянувшись вниз, связана с кандалами на моих запястьях.