— Так и есть, — кивнул Джеймс. — И ты должен развивать этот дар, сынок. Особенно сейчас, когда мир меняется, когда грань между реальностями становится тоньше.
— Нам нужно сказать тебе кое-что важное, Гарри, — Лили наклонилась ближе, её глаза светились любовью и тревогой одновременно. — Времени мало, а это очень важно.
Гарри подался вперёд, боясь пропустить хоть слово.
— Ты особенный, Гарри, — сказала Лили. — Не только из-за твоего дара. Есть пророчество… пророчество о тебе и Волан-де-Морте.
Гарри вздрогнул, услышав это имя. Хотя его наставники не скрывали от него историю покушения Тёмного Лорда и гибели его родителей, они старались не акцентировать на этом внимание, не желая травмировать мальчика.
— Какое пророчество? — спросил он.
— Оно говорит, что ты имеешь силу, способную победить Тёмного Лорда, — ответил Джеймс. — Силу, которой он не знает и не понимает.
— Любовь, — мягко добавила Лили. — Это любовь, Гарри. Моя любовь, которая защитила тебя той ночью, и твоя собственная способность любить, сопереживать, видеть красоту в мире.
— Но теперь, — продолжил Джеймс, бросив ещё один странный взгляд за спину Гарри, — с открытием врат между мирами, с приходом новой магии, это пророчество может обрести новое значение.
— Слушай своё сердце, Гарри, — сказала Лили. — Доверяй тем, кто проявляет к тебе искреннюю заботу. Но всегда помни — твой выбор принадлежит только тебе. Никакое пророчество, никакая судьба не может отнять у тебя свободу выбирать свой путь.
Поверхность Зеркала Душ начала рябить, образы Лили и Джеймса стали менее чёткими.
— Время истекает, — тихо сказал Малик. — Связь слабеет.
— Мы должны идти, — с сожалением произнёс Джеймс. — Но помни, сынок — мы всегда с тобой. Всегда любим тебя. И однажды, когда твоя миссия будет выполнена, мы снова будем вместе.
— Будь храбрым, наш мальчик, — добавила Лили, её образ уже почти растворился в мерцающем свете. — Будь добрым. Будь верен себе. И знай, что какой бы путь ты ни выбрал, мы поддержим тебя.
— Я люблю вас\! — крикнул Гарри, чувствуя, как связь ослабевает. — Пожалуйста, не уходите\!
— Мы тоже любим тебя, Гарри, — голоса его родителей звучали уже как далёкое эхо. — Больше всего на свете…
А затем серебристая поверхность Зеркала Душ вернулась к своему обычному состоянию, и комната погрузилась в тишину.
Гарри стоял неподвижно, слёзы всё ещё текли по его щекам. Но это не были слёзы горя или потери. Скорее, это было выражение переполняющих его чувств — счастья от возможности увидеть родителей, услышать их голоса, узнать, что они действительно любят его; грусти от неизбежности расставания; и странного, глубокого покоя от осознания, что они всегда с ним, даже если он не может их видеть.
Малик мягко сжал его плечи.
— Ты в порядке, Гарри? — тихо спросил он.
Мальчик медленно кивнул.
— Да, — ответил он. — Я… я счастлив. По-настоящему счастлив.
И это была чистая правда. Впервые в своей жизни Гарри Поттер чувствовал себя полностью, абсолютно счастливым. У него был дом — настоящий дом, не чулан под лестницей и не угол в комнате Дадли. У него были друзья, которые ценили его таким, какой он есть. У него были наставники, которые видели в нём не обузу, а одарённого юношу с большим потенциалом. И теперь он знал, что его родители любят его — всегда любили и всегда будут любить.
Что ещё нужно для счастья?
Летние дни сменяли друг друга, наполненные открытиями, обучением и радостью. Гарри совершенствовал своё владение магией Инферно под руководством Сахиби и Беллатрикс, подружился с растущим кругом особых учеников, отобранных профессором Маликом, и даже начал изучать основы традиционной волшебной науки с профессором Снейпом, который, к удивлению Гарри, оказался строгим, но весьма компетентным учителем.
Особенно мальчику полюбились вечера, когда все собирались в Большом зале, чтобы наблюдать, как зачарованный потолок отражает не только небо над Хогвартсом, но и небосвод мира Инферно — с его странными созвездиями, разноцветными туманностями и парящими кристаллическими островами.
— Это самый счастливый период в моей жизни, — сказал Гарри однажды вечером, сидя рядом с Беллатрикс на берегу озера. — Иногда я боюсь, что это всё закончится.