Её образ начал медленно таять, серебристая поверхность Зеркала Душ снова пошла рябью.
— Наше время истекает, — сказала Лили, её голос становился всё тише. — Но помни, Северус — я никогда не держала на тебя зла. И даже там, где я сейчас, я всегда буду помнить мальчика с улицы Прядильщиков, который показал мне волшебство, когда мир казался серым и обыденным.
Снейп протянул руку, словно пытаясь удержать её.
— Лили, я…
— Знаю, — мягко улыбнулась она, её фигура почти растворилась в золотистом свете. — Я всегда знала, Сев. И мне жаль, что я не смогла ответить тебе тем же. Но знай — ты всегда был дорог мне, по-своему.
С этими словами она исчезла, и поверхность Зеркала Душ вновь стала просто серебристой жидкостью, мерцающей в синем свете узора.
Снейп долго сидел неподвижно, глядя на пустой бассейн. Его плечи поникли, но не от тяжести вины, а от облегчения — огромного, почти физически ощутимого облегчения. Словно ядовитая рана, которую он носил в душе годами, наконец начала затягиваться.
Сахиби мягко положил руку на его плечо.
— Всё в порядке, Северус?
Снейп медленно поднял голову, и Сахиби с удивлением увидел, что чёрные глаза мастера зелий изменились — синяя окантовка вокруг них стала ярче, заметнее, словно часть его души, долго находившаяся в тени, наконец вышла на свет.
— Да, — тихо ответил Снейп, и его голос звучал иначе — словно часть его привычной горечи растворилась в слезах прощения. — Да, я думаю… впервые за очень долгое время, я действительно в порядке.
Он встал, машинально отряхивая мантию.
— Спасибо, — произнёс он, и это простое слово, сказанное с непривычной для Снейпа искренностью, значило больше любых торжественных клятв.
Сахиби улыбнулся и кивнул.
— Всегда пожалуйста, Северус. Я обещал, и я сдержал своё обещание.
Когда они поднимались обратно в кабинет Сахиби, Снейп казался другим человеком — его шаги были легче, осанка не такой напряжённой, даже черты лица словно смягчились. Он по-прежнему был Северусом Снейпом — сложным, противоречивым, временами язвительным. Но теперь он был Северусом Снейпом, получившим то, чего никогда не ожидал получить, — прощение Лили.
И с этим прощением пришло осознание, что, возможно, пришло время простить и самого себя.
Поздно вечером, когда большинство обитателей замка уже спали, Гарри Поттер сидел в одиночестве на Астрономической башне, глядя на звёзды. С тех пор, как началось слияние миров, звёздное небо над Хогвартсом стало ещё более впечатляющим — сквозь привычные созвездия проступали очертания небесных тел мира Инферно, создавая завораживающую, постоянно меняющуюся картину.
Тихие шаги за спиной заставили его обернуться. К своему удивлению, он увидел профессора Снейпа, идущего к нему через площадку башни. Обычно мастер зелий избегал подобных встреч, предпочитая общаться с Гарри только во время занятий.
— Профессор? — неуверенно произнёс Гарри, готовясь к замечанию о нарушении комендантского часа.
Но Снейп не выглядел раздражённым. Напротив, его лицо выражало что-то похожее на задумчивость, даже некоторую мягкость, которую Гарри никогда раньше не видел.
— Мистер Поттер, — кивнул Снейп, останавливаясь рядом. — Бессонница?
Гарри с удивлением отметил, что в голосе профессора не было обычного сарказма.
— Нет, сэр, — ответил он. — Просто люблю смотреть на звёзды. Особенно сейчас, когда они…так изменились.
Снейп кивнул и, к ещё большему удивлению Гарри, опустился рядом с ним на каменную скамью.
— Ваша мать тоже любила астрономию, — неожиданно сказал он, глядя в небо. — Часто приходила сюда по ночам, даже когда это не было связано с уроками.
Гарри широко распахнул глаза. Профессор Снейп, человек, который, казалось, испытывал к нему лишь холодное безразличие, если не откровенную неприязнь, вдруг заговорил о его матери?
— Вы… вы хорошо знали её, сэр? — осторожно спросил он.
Снейп не ответил сразу. Он продолжал смотреть на звёзды, и что-то в его профиле, подсвеченном лунным и звёздным светом, показалось Гарри удивительно уязвимым.
— Да, — наконец ответил профессор. — Мы выросли по соседству. Я был первым, кто рассказал ей, что она ведьма.