Личная лаборатория Снейпа располагалась в подземельях, недалеко от гостиной Слизерина, но в более уединённой части замка. Сахиби прибыл точно в назначенное время и обнаружил, что дверь уже не заперта.
Внутри царила идеальная чистота и порядок — совсем не то, что можно было ожидать от алхимической лаборатории. Каждый инструмент находился на своём месте, ингредиенты были аккуратно расставлены на полках в алфавитном порядке, котлы различных размеров и материалов сияли чистотой.
Снейп уже работал, склонившись над небольшим серебряным котлом, в котором кипела прозрачная жидкость с лёгким голубоватым оттенком.
— Добрый вечер, профессор Алов, — поздоровался он, не отрываясь от работы. — Я уже начал подготовку основы. Лунноцвет нужно добавлять в строго определённый момент.
— Вижу, у вас всё готово, — заметил Сахиби, оглядывая лабораторию. — Впечатляющая коллекция ингредиентов.
— Результат многих лет сбора, — сдержанно ответил Снейп. — Некоторые из них… не совсем обычны для школьного профессора зелий.
В его голосе слышался вызов, словно он проверял реакцию Сахиби.
— Необычные ингредиенты для необычных зелий, — спокойно ответил тот. — Я не привык судить методы мастера, видя только качество результата.
Снейп бросил на него быстрый взгляд, затем коротко кивнул, принимая ответ.
— Основа почти готова, — сказал он, возвращаясь к котлу. — Теперь нужно добавить эссенцию асфоделя, настоянную на росе полнолуния. Она создаст необходимый баланс между жизнью и смертью — ключевой аспект для очищающего зелья.
Сахиби наблюдал, как Снейп работает. Его движения были отточенными, почти ритуальными. Он добавлял ингредиенты точно выверенными дозами, перемешивал содержимое котла определённое количество раз в каждую сторону, контролировал температуру пламени с невероятной точностью.
— Теперь самый важный момент, — сказал Снейп через полчаса интенсивной работы. — Сок лунноцвета должен быть добавлен каплями, точно по одной в минуту, в течение пяти минут. При этом нужно непрерывно перемешивать зелье против часовой стрелки.
Он достал один из флаконов с серебристо-голубой жидкостью:
— Профессор Алов, если вы не возражаете, я бы предпочёл сделать это сам. Малейшая ошибка может испортить зелье, а лунноцвет слишком редок, чтобы рисковать.
— Конечно, — согласился Сахиби. — Я с удовольствием понаблюдаю за работой мастера.
Снейп склонился над котлом, в одной руке держа флакон, а в другой — серебряную мешалку. С невероятной точностью он отсчитывал время, добавляя по капле драгоценной жидкости и непрерывно помешивая зелье.
Эффект был впечатляющим — с каждой каплей цвет зелья менялся, становясь всё более серебристым, а над поверхностью начал клубиться лёгкий туман, похожий на лунное сияние.
После добавления пятой капли Снейп сделал ещё несколько оборотов мешалкой, затем осторожно извлёк её из котла.
— Теперь зелье должно настояться в течение сорока восьми часов, — сказал он, выпрямляясь. — В полнолуние его свойства будут максимально сильными.
— Впечатляющая работа, — искренне сказал Сахиби. — Я видел много мастеров зелий, но ваша точность и внимание к деталям выделяют вас среди них.
Снейп принял комплимент коротким кивком, но Сахиби заметил, как в его обычно холодных глазах на мгновение вспыхнуло удовлетворение.
— Если зелье получится, — сказал Снейп, накрывая котёл серебряной крышкой, — оно сможет очистить практически любой осквернённый артефакт, при условии, что скверна не стала его неотъемлемой частью.
— А если стала? — спросил Сахиби, внимательно глядя на Снейпа.
Мастер зелий задумался:
— В таком случае потребуется более радикальный подход. Восточная алхимическая традиция предлагает ритуал разделения, но для него нужны чрезвычайно редкие компоненты и… определённые навыки, выходящие за рамки обычного зельеварения.
— Какие именно компоненты? — поинтересовался Сахиби.
Снейп колебался, явно оценивая, стоит ли делиться такой информацией:
— Слеза феникса, добровольно данная кровь единорога и… — он сделал паузу, — камень, поглощающий смерть.
— Философский камень? — уточнил Сахиби.
— Его фрагмент, — кивнул Снейп. — Но поскольку в Британии известен только один создатель философского камня, Николас Фламель, и он вряд ли согласится пожертвовать даже кусочком своего творения для эксперимента, этот вариант можно считать чисто теоретическим.