Времени оставалось до конца урока мало. Я в спешке одними штрихами нарисовал домики, а над ними — космонавта без скафандра. Лицом к ярко-красному солнцу. Мне рисунок очень понравился.
Я с гордостью подумал, что никто из ребят так быстро нарисовать не может. И протянул альбом учительнице. Но она почему-то сначала взяла рисунок у Лиды. На нём были нарисованы красивые цветы.
— У тебя острый глаз, — похвалила учительница. — Хорошая память. Уловила краски. Чёткая линия. Молодец!
Отдала Лиде рисунок и взяла мой альбом.
— Это и есть твоя мечта? .. — спросила учительница. И, ещё раз взглянув на моего космонавта, добавила:— Хорошо, когда человек умеет мечтать. Только над рисунком ещё надо поработать. Небрежно выразил ты свою мечту. — И отошла к другим ребятам.
Мне, конечно, было обидно.
— Дай посмотреть, — попросил я Лиду, — что ты нарисовала.
Она протянула свой рисунок.
— Неплохие цветочки. Будешь знаменитой художницей!
— А ты-то что нарисовал?.. — удивлённо спросила Лида, рассматривая мой рисунок.
— Космонавта будущего!
— У тебя интереснее, — призналась Лида. — Я бы так не смогла.
Тут мне стало ещё обиднее.
— Слышала же, — сказал я ей, — над рисунком поработать надо. Поработаем... Поработаем...
Вспомнив свой сон, я жирными пятнами нарисовал космонавту веснушки, а от них протянул угрожающие Солнцу стрелы.
Лида следила за каждым движением моей руки.
— Зачем стрелы нарисовал?— с недоумением спросила она.
— Веснушки радиацию отражают.
— А они могут... отражать? .. — удивилась она.
— Веснушки-то? — усмехнулся я. — Они всё могут. Стану космонавтом — возьмусь за радиацию.
Юморист Лёня Булин
После урока рисования была математика. Ничего особенного не произошло. Затем по расписанию — урок физкультуры, но преподаватель заболел — и нам разрешили играть в пионербол.
На спортивной площадке собрался почти весь класс. Не было только Маши Луковой и Лёни Булина. Они побежали за мячом.
— Нашли кого послать! — сердился Антон Милеев.
Я стоял и думал: «Так тебе и надо, Булин! Влетит тебе!» Но Лёня так быстро и с таким криком ворвался на площадку, что никто ничего сказать ему не успел.
— Последние известия! Последние известия! — орал он, размахивая газетой. — Веснухин отражает радиацию!
За ним не спеша появилась Лукова. У неё в руках был мяч. Я прямо-таки обалдел. Откуда Булин мог узнать про радиацию? Неужели Лида разболтала? Я посмотрел на неё. Она сердито теребила свою косу.
Все подбежали к Булину.
— Чего врёшь ?! — пытался выхватить у него газету Мостовой.
— Я вру, да? — крикнул Булин и спрятал газету в карман куртки. — Спросите у Веснухина.
Я ничего не ответил. Ребята загалдели.
— Нечестно это. Нечестно!— вдруг закричала Лида, подбегая к Луковой. — Сплетница ты. Сплетница!
— Не вижу ничего нечестного, — усмехнулась Машка. — Нечестно шушукаться на уроках.
— Ты, Машка, не задирайся! — крикнул на неё Антоша. — У самой с дисциплиной плохо.
— И вообще хватит, — поддержал его Сеня Мостовой.
— Чего хватит? — возмутился Булин. И обратился ко мне: — Веснухин! Скажи по-честному: вру?
— Врёшь! — ответил я. — Ничего в газете про меня не напечатано.
— Ты не про газету. Про веснушки скажи. Говорил такую чепуху, что они отражают радиацию?
Понял я, что пропал. Засмеют меня ребята, если расскажу про свой сон. И решил не сдаваться.
— Полетишь, юморист, со мной в космос, узнаешь!— с насмешкой ответил Булину. И съехидничал:— Если, конечно, не сгоришь...
— Почему это я сгорю? — запетушился Лёнька.
— Потому что трус. Высоты боишься.
Сказал и мотнул головой в сторону планки для прыжков в высоту. Я знал, что прыгает он тяжело.
— Я трус, я? — разбушевался Лёнька. — Давай померимся, посмотрим, кто высоты боится!
Ребятам не терпелось посмотреть, кто кого переспорит. И они подтолкнули нас к планке. Вадик Морковин протянул нам для жеребьёвки руки с зажатыми кулаками. Булин первый дотронулся до его правой руки. Пуговица досталась Лёньке. Значит, прыгать первым должен был он.
— Везёт же тебе, Илья! — хлопнул меня по плечу Антоша.
— Тебе сколько, семьдесят пять хватит?—спросил Булина Мостовой.
— А он сколько? — кивнул на меня Лёнька.
— Это уж моё дело, — ответил я.
— Тогда восемьдесят, — решительно заявил Булин.
Вадим Морковин поставил планку на восемьдесят. Булин, как настоящий прыгун, потоптался на месте и стремительно побежал.
Все ребята замерли. Я делал вид, что мне безразлично. Но в последнюю секунду не удержался: взглянул — и вместе со всеми ахнул. Булин высоту взял. Как он сумел, не знаю, но взял.