-Что, Хольц? Человек с кровью на руках, хочет уходить в горы?
-Да.
-Что, не заступишься за своего командира?
-Я не видел, что произошло, но Менгеле- страшный человек. А что касается того, что он мой командир, ты ведь сам- военный. Знаешь всё. Невыполнение приказа- измена Родине.
-Знаю. Потому и ушёл оттуда. Мы однажды поймали советского шпиона, и мой командир приказал его допросить. Я избил его, нос даже сломал, а он молчит. Я пошёл к командиру. А он мне говорит: «Сломай ему все пальцы молотком, а если и тогда будет молчать, нагрей кочергу на костре и выжги ему звезду на груди.» Я отказался. Меня уволили, но человеку жизнь и здоровье, я спас. На следующий день его обменяли на нашего шпиона. А если бы я над ним стал издеваться, то нашему тоже бы плохо пришлось. Выбор есть всегда, Ганс, всегда. Думаешь, я не знаю, чем в Гестапо и СС занимаются? Знаю. Уходи лучше оттуда, ты- хороший человек, не нужно тебе в крови купаться, как Менгеле.
-Я не Менгеле служу, не Гестапо, а своей Родине. И буду ей служить. При любом режиме, при любой власти. Но человеком я останусь.
-Ладно, Ганс. Мы говорим с тобой о разных вещах. Ты иди, а я с дедушкой сейчас поговорю. Он ведь любил Ксиаожи, как внучку.
Хольц вышел со двора и пошёл к дому Мингли, у которого, уже с вещами, стояли остальные офицеры. Все оделись в походную одежду, корме Менгеле, который, как и всегда был в форме. Он улыбнулся, увидев Хольца, и подошёл к нему.
-Херр Хольц, вас долго не было, где старик?
-Сейчас придёт. Его уговаривает Мингли.
-Как меня радуют эти недолюди. Их можно убивать, их можно унижать, а они всё равно будут прислуживать своим хозяевам.
-Мы ему не хозяева.
-Ну ничего, скоро будем. Скоро весь мир будет колонией Германии.
-Скажите, херр Менгеле, это вы её…
-А зачем вы этим интересуетесь? Хотя… Да. Только это случайно вышло. Я хотел с ней, ну вы понимаете. Подошёл к ней, обнял её, а она меня ударила, я её тоже. Он упала и край дороги осыпался. Ну я бросился всех звать, типа я увидел, как она упала, ну мне не поверили, а дальше ты сам всё знаешь.
-…
-Что ты молчишь? Шуррману вон можно, а мне- нельзя. Думаешь, он вернётся в горы и будет тут жить. У него жена беременная дома. Да какая женщина- арийка, отец в СС служит, красавица, а он...
Шуррман опустил глаза в пол. Неожиданно ему стало стыдно. Он предал и свою жену, и Джу.
Из дома вышел старик, Мингли и Джу, которая бросилась на шею Шуррману и страстно поцеловала его, громко крикнув: «Ихь липе дихь, Атольф!». Шуррман крепко обнял её, а сам покраснел от радостного взгляда Менгеле, который глядел так, как будто говорил: «Ты такой же, как я. А если бы она тебе отказала, убил бы?»
Мингли пожал руку Хольцу, плюнул в сторону Менгеле и пошёл домой. Джу стояла и плакала. Старик показал на себя и назвал своё имя: «Лей Минж», а после показал на гору и добавил: «Геэн!».
По самым лучшим расчётам до перевала Шё надо было идти 2 дня, но погода в горах была ужасной и путь до перевала занял чуть больше 3 дней. Последний день выдался особо тяжёлым, но Менгеле не давал передышки ни на минуту, хотя устал сам. Погода ухудшалась и неожиданно для всех в небе вспыхнула молния. Старик отвернулся, встал на колени и начал что-то шептать. Менгеле не стал дождаться конца молитвы и грубо пнул старика. Лей упал лицом на снег, но тут же встал и, указав пальцем в небо испуганно прошептал: «Демонен!». Менгеле грубо засмеялся и повторив жест старика также с испуганным видом прошептал: «Gewitter!». Поведение Менгеле разозлило даже Пёллеса, который лучше всех членов экспедиции относился к доктору. Он сделал суровое выражение лица и мрачно спросил оберштурмбанфюрера:
-Херр Менгеле, а как вы оказались в оккультном отделе, если вы не верите ни во что сверхъестественное?
-Глупо рассуждаете, херр Пёллес, я верю, что в нашем мире есть что-то такое, что мы пока объяснить не можем, но, если оно есть, оно подчиняется законам науки. Не так ли, херр Ртайштайн?
-Впервые с вами соглашусь.
-Вот и прекрасно.
-А старичка то вы зачем ударили.
-Херр Пёллес, во-первых, я не обязан вам ничего объяснять, а во-вторых, он мог посеять среди вас панику, да и останавливаться нам нельзя.