— Убегай! - эхом проннесся истошный крик по всему корридору тюрьмы.
Тетшер резко вскочил на месте, где лежал, и уткнулся глазами в мрачную стену. Вокруг все было тихо, по-прежнему вдали шуршали крысы, негромко попискивая. Где-то под потолком с шипящими звуками падало каменное крошево, об пол разбивалась очередная капля воды. И ничего больше. "Я слышал голос мамы..." - подумал Тетшер, оборачиваясь через плечо себе за спину. Прутья решетки, которые он еле различал в таком мраке, стали словно плавиться, медленно стекая к полу. И лишь потом все вспыхнуло ярким пламенем, освещая для непривыкших глаз мальчика окровавленное тело его матери. Оно было приковано к стене коридора гвоздями. Вокруг нее горел высокий огонь. Ее изможденное ранами лицо корчилось от боли. Но вот она подняла на него глаза. В них он не увидел ничего, кроме боли и отчаяния.
— Убегай, - в этот раз уже прошептала она.
— Мама! Нет... Нет!
Он хотел побежать к ней, хотел помочь. Но дикая слабость во всем теле помешала ему сделать это. Поэтому он бессильно рухнул вниз, на живот. Но боли не почувствовал. Не обращая на это внимая, мальчик стал ползти к матери, хоть и давалось ему это с огромным трудом. Вдруг послышались шаги где-то со стороны входа в общую тюрьму. По винтовой лестнице кто-то медленно спускался. Тетшер бы хотел ползти быстрее, но он не мог.
— Убегай, пожалуйста, - вновь прошептала она, все сильнее повисая на штырях от слабости, - спасись хотя бы ты...
Когда хозяин шагов, которые слышал мальчик, вышел на свет пламени, Тетшер замер. Испуганно замер. В руке огромного палача был сжат двусторонний топор. На голове мешок с двумя дырками для глаз. И мускулистый, ничем не прикрытый торс с бугрящимися мышцами. Выглядел он так, словно бы скала встала на ноги. В те же секунду палач перехватил топор двумя руками и замахнулся в сторону женщины.
— Убегай, - произнесла та лишь одними губами, прикрыв глаза.
Удар. На этом моменте Тетшер проснулся. Он открыл глаза, лежа животом на холодном полу.
— Так это был... - огляделся он, - очередной кошмар? Я думал, что проснулся раньше. Каким же реалистичным он был.
Впереди, где во сне висела его мать, были уже порядком ему надоевшие прутья тюремной камеры. Не расплавленные. Слабости в теле не было, поэтому мальчик без труда поднялся на ноги и подошел поближе. Он аккуратно коснулся рукой прутьев.
— Холодные, - облегченно прошептал он. - Настоящие. Это не очереной сон.
"Так вот почему я не почувствовал боли, когда упал", - мелькнула у него быстрая мысль. Он продожал трогать один из прутьев решетки ладонью. Тетшер чувствовал каждую шероховатость материала, из которого они были сделаны. "Я помню, что в них сильная магия. Если попробую сбежать с помошью заклинаний, будет не очень приятно потом подниматься с пола". Вдруг он остановил руку. "Что это?" - одновременно со своим немым вопросом он прикрыл глаза и попробовал сосредоточиться на магическом анализе. Делал он это в детстве часто, матушка обучала его в первую очередь именно этому. С помощью такого анализа можно было понять, какая магия заключена в предмете, определить, заключена ли она в нем вообще. Но были и свои тонкости. Чем сильнее маг, который накладывал магические плетения, тем сложнее их прочесть для тех, кто слабее. Тетшер - один из тех, кто слабее. Поэтому ему не удалось понять, что такого необычного он почувствовал. Все, что он увидел - темное пятно посреди мериад светлых линий. "Брешь в магической защите, - мысленно констатировал мальчик, открывая глаза, - Будь лишь я сильнее..."
— Ты там еще не сдох? - со стороны лестницы послышалсязнакомый издевательский смешок.
Отпрянув от решетки, Тетшер бесшумно дошел до подобия кровати и лег, делая вид, что спит.
— Ты ведь не знаешь, но сейчас глубокая ночь, - продолжил он свои издевки, - так что я к тебе без еды. Но тебе точно, - он сделал акцент на этом слове, - понравится, обещаю.
Заливаясь противным смехом, он открыл входную дверь и подошел к решетке Тетшера. Эльфийский стражник держал в руке факел, поэтому все вокруг было намного ярче обычного. Мальчик привык к непроглядному мраку, так что сейчас даже сквозь закрытые глаза ему было непривычно.