— У тебя ведь всё равно нет планов на вечер, так ведь? — добавляет Сьюзи.
По венам стремительно разливается горячий стыд, сердце грохочет в груди. Зачем она сказала это так, чтобы все услышали? Это правда, но зачем выставлять моё полное отсутствие личной жизни на показ, словно диковинку в цирке? Смотрите, одинокая женщина! Продаёт любовь, а сама без пары!
— Эм... нет, сегодня ничего.
Лицо будто обожгло солнцем. Я возвращаюсь на своё место, избегая взгляда и без того торжествующей ухмылки, которую наверняка увижу на другом конце стола. Провал на работе, провал в жизни. Почему с ним такого никогда не случается? Наверное, потому что его начальство уважает его время. Бэнкрофту это не грозит: в Ignite его с первого дня носят на руках.
Он встаёт, чтобы презентовать, проводит рукой по светлым волосам и с королевской лёгкостью завладевает вниманием зала, даже не открыв рта. Он встаёт прямо за моей спиной, и мне приходится развернуть стул на сто восемьдесят градусов, чтобы наблюдать за его неизбежной победой. Он высокий, пожалуй, самый высокий мужчина в компании, но даже не ростом, а врождённой аурой абсолютной уверенности в своём месте он заставляет всех замолчать и внимать ещё до того, как скажет хоть слово. Он бросает взгляд вниз на меня и выразительно поднимает брови, жестом давая понять, что мне стоит отъехать.
Убирайся с дороги — пришёл тот, кто действительно на своём месте.
Я прикусываю щёки изнутри, упираюсь подошвами в тусклый ковёр и перекатываю скрипучие колёсики своего кресла.
— Наша задача в этом месяце заключалась в увеличении базы пользователей, — начинает он, — и мы легко с ней справились благодаря целому ряду успешных проектов.
Он нажимает чёрную кнопку, перелистывая слайд своей презентации.
Я оглядываюсь. Откуда у него пульт? Он что, принёс его с собой? Или он всегда здесь был? Остальные будто и не заметили. Впрочем, неудивительно.
— Наш комплексный медиаподход сыграл ключевую роль в успехе текущих кампаний. В отличие от некоторых конкурентов, предпочитающих топтаться в прошлом, мы используем ИИ и VR, чтобы подчеркнуть наше уникальное предложение.
Он продолжает в том же духе ещё минут пять, изрыгая корпоративный жаргон, под который, я уверена, все кивают просто чтобы не выглядеть идиотами — никто понятия не имеет, о чём он вообще говорит. Самое раздражающее в том, что ему даже не нужно всё это делать. От него этого не ждут. Он — лицо, бренд, наследие. Белозубая улыбка и причёска от стилиста, которыми пользователи либо восхищаются, либо хотят обладать. Стать им или переспать с ним. И всё же каждый месяц он заходит в этот зал и старается. Иногда даже выигрывает.
Будто получает какое-то извращённое удовольствие от того, чтобы выйти со мной на ринг.
Когда собрание подходит к концу, я прячу глаза в телефон и направляюсь к выходу. Если честно, я сама это всё устроила, слишком уж наслаждаясь теми месяцами, когда выигрывала — глумясь, потирая руки, получая какое-то неприличное удовольствие от его поражения. Я сама задала тон этому соперничеству, и теперь выхода нет. Да, наверное, торт с надписью «Величайший неудачник мира», который я как-то отправила ему в офис, был перебором. Вполне возможно, что именно моими стараниями было создано существо, чья единственная цель — уничтожить меня. Мой личный Франкенштейн ростом метр девяносто, с песочными волосами, синими глазами и дурацкими фальшивыми очками.
— Второй месяц подряд мои цифры обгоняют твои, Хастингс. Теряешь хватку, — говорит он, поднимая подбородок и складывая губы в надутую, нарочито обиженную гримасу.
Я готова схватить эту губу пальцами и вырвать её к чёрту вместе с его самодовольной ухмылкой.
— Единственное, что я теряю — это терпение к этому разговору. — Я разворачиваюсь на каблуках и иду прочь, нарочно качая бёдрами чуть сильнее обычного, выходя из зала заседаний.
Бэнкрофт идёт следом, в сторону сверкающего лифта в конце коридора. Сложно эффектно уйти, когда в узком проходе за спиной плетётся огромный раздражающий тип, занимающий половину пространства.
— Если тяжело, могу помочь. Дать парочку… — Он наклоняет голову набок, скользя по мне взглядом сверху вниз. — …советов.
Я закатываю глаза и цокаю языком, наблюдая за его неизменной ухмылкой. Её стоило бы запатентовать: фирменная «Улыбка Навеки» для самых самодовольных козлов Лондона. Улыбка Навеки, наверняка доставшаяся ему по наследству от печально известного отца, — ключ ко всем дверям, о существовании которых я даже не подозревала.