Как-то раз, когда Евгений уже собрался было отправиться в кофейню, он, по обыкновению, заглянул к профессорше, чтобы наскоро попрощаться.
— Входите, Евгений, мне необходимо с вами поговорить, — почти выкрикнула, вставая ему навстречу, почтенная дама, и той, каким она произнесла эти слова, был полон такой строгости и непривычной серьезности, что юноша буквально остолбенел от внезапного замешательства.
Он вошел в комнату; ему был непереносим взгляд профессорши, в котором глубокое огорчение сочеталось с непоколебимым достоинством.
Профессорша спокойно и твердо указала юноше на то, что он все больше и больше соблазняется весьма предосудительным образом жизни, попирающим честность, добрые нравы и порядок, и что все это рано или поздно неизбежно приведет его к гибели.
Возможно, утверждая это, старая женщина судила о юношеской жизни слишком сурово, исходя из нравов прежних, более благочестивых, времен, но, так или иначе, в своей длинной строгой речи она была порой столь резка и категорична, что, кажется, перешла все границы разумного. Это, как обычно, привело к обратному результату, ибо чувство неправоты, которое поначалу охватило юношу, уступило место горечи и недовольству, более того, в нем крепло убеждение, что, собственно говоря, он не столь уж виноват, так как никогда еще не поддавался никакой недозволенной слабости. И, как водится, упрек профессорши не достиг глубины сердца, но отскочил от груди провинившегося, не оказав на него ни малейшего воздействия.
Когда почтенная дама закончила свой суровый выговор, заключив его холодной, почти презрительной фразой: «Впрочем, идите куда хотите и делайте что хотите!» — в Евгении с новой силой вспыхнула мысль, что в свои мужские лета он все еще остается ребенком. «Жалкий школяр, неужто тебе никогда не избавиться от розги?» — нашептывал ему его внутренний голос. Евгений, не помня себя, выскочил из дому и помчался к кофейне.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сад графа Анхельо Мора. Восторг Евгения и страдания Гретхен. Опасное знакомство
Дух, обуреваемый глубочайшим внутренним недовольством и раздираемый противоречивыми чувствами, обычно замыкается в себе; поэтому, когда Евгений уже стоял у порога кофейни, он, вместо того чтобы войти в нее, вдруг решительно поворотил назад и зашагал прочь, словно неосознанно стремясь вырваться на волю.
Вскоре он достиг широких решетчатых ворот незнакомого загородного сада, откуда на него хлынули поистине бальзамические ароматы. Евгений заглянул сквозь решетку и замер от изумления.
Казалось, могущественное волшебство перенесло сюда все редкостные деревья и кустарники из далеких разнообразных климатических зон, и все они произрастали здесь и цвели в невиданном разнообразии красок и форм, словно пустили ростки в родной, привычной почве. Вдоль широких дорожек, пересекавших волшебный сад, также росли чужеземные растения, которые Евгений знал лишь по названиям и по картинкам. Те цветы, которые он так заботливо выхаживал в своей оранжерее, росли здесь на воле в таком изобилии и пышности, которых он даже не мог себе вообразить. Через главную аллею, идущую от ворот, взгляд Евгения проник до широкой круглой площадки, посреди которой был устроен мраморный фонтан с фигурой Тритона, устремляющего вверх хрустальные водяные струи. По дорожкам важно прогуливались серебряные павлины, а в закатных лучах солнца купались золотые фазаны. Неподалеку от ворот росла необыкновенная роскошная Datura Fastuosa (дурман великолепный), с огромными, пышными, благоухающими цветами в форме воронки. Евгений со стыдом вспомнил о жалком подобии этого роскошества, произрастающем в их саду. Это было любимое растение профессорши, и, начисто позабыв о своей обиде, юноша подумал: «Ах, если бы моя добрая матушка могла заиметь такой экземпляр Datura Fastuosa». Тут, словно принесенные на крыльях вечерних зефиров, из далеких кустов поплыли звучные аккорды незнакомого инструмента, и вслед за тем к небесам взмыли чарующие, божественные звуки женского голоса. Это была одна из тех мелодий, какую способен извлечь из своей груди лишь любовный восторг дочери юга, — испанский романс, исполняемый скрытой от глаз чудесной певицей.
Сладкая, невыразимая боль, страстное томление, жаркое желание охватили юношу; он был опьянен этими чувствами, они открыли ему путь в незнакомую волшебную страну мечтаний и предчувствий. Он опустился на колени и крепко прижал голову к решетке.