С тупым, предвещающим беду спокойствием, которое обычно следует за яростной бурей и во время которого созревают ужаснейшие решения, Евгений вышел из дому и купил в лавке пару отличных двуствольных пистолетов, пороху и свинцовых пуль. Он зарядил пистолеты, сунул их в карман и направился прямиком к саду графа Анхельо Мора.
Ворота были открыты настежь. Евгений даже не заметил, что возле них выставлена полицейская стража; он хотел было войти, но чьи-то руки обхватили его сзади.
— Куда ты? Что тебе там надо? — прозвучал знакомый голос; за его спиной был Север, это он задержал Евгения.
— Разве у меня, — спросил Евгений безнадежным, полным мрачного отчаянья тоном, — разве у меня на лбу столь явственно видна печать Каина? Разве ты сразу же заподозрил, что я намерен совершить убийство?
Север подхватил друга под руку и мягко повлек его прочь от ворот.
— Не спрашивай меня, дорогой Евгений, откуда мне все известно, но я и вправду знаю, как сатанинскими уловками тебя заманили в губительные сети, как дьявольский обман сбил тебя с толку и теперь ты желаешь отмстить чудовищному злодею. Но твоя месть запоздала. Только что оба злоумышленника: мнимый граф Анхельо Мора и его сообщник, беглый испанский монах Фермино Вальес, арестованы стражей и находятся на пути в резиденцию. В женщине, что выдавала себя за дочь графа, узнали итальянскую танцовщицу, которая во время последнего венецианского карнавала подвизалась на подмостках театра Сан-Бенедетто.
Север замолк, дав Евгению несколько мгновений, чтобы прийти в себя, а затем решительно взял друга под свою опеку, как это свойственно прямым и сильным натурам.
Он мягко убеждал юношу, что такова уж земная жизнь, что человек часто не в силах противостоять соблазнам злых сил, но небеса приходят нам на выручку и чудесным образом нас спасают, дабы грешник мог покаяться и обрести утешение. От всех этих речей застывшие в отчаянье чувства Евгения понемногу оттаяли, юноша дал волю слезам, позволил Северу взять у себя из кармана пистолеты и разрядить их в воздух.
Евгений сам не заметил, как они с Севером вскоре очутились перед комнатой профессорши; юношу все еще сотрясал панический страх, он мнил себя отпетым злодеем.
Захворавшая профессорша лежала в постели. Она мягко и ласково улыбнулась вошедшим друзьям и заговорила с Евгением:
— Увы, недоброе предчувствие меня не обмануло. Но из адской бездны вас спас пресветлый Господь. Я прощаю вам все, милый Евгений, но, Отец Небесный, мне ли говорить о прощении, разве не должна я возложить вину и на саму себя? Ах, только сейчас, в мои преклонные лета, мне открылось, сколь прочными узами связан человек со всеми своими земными потребностями и законами природы. И эти узы нельзя порвать, ибо они даны нам волей Всевышнего. Да, Евгений, дерзким кощунством с моей стороны было желание пренебречь справедливыми требованиями жизни, вытекающими из самой природы человека, высокомерием было полагать, что мы с вами выше этих требований. Не вы, а я виновата, и я должна искупить свой грех и впредь терпеливо сносить насмешки злых людей. Евгений, я возвращаю вам свободу.
Тут юноша, совершенно истерзанный жгучими угрызениями совести, опустился на колени перед ее кроватью и, покрывая ее руки слезами и поцелуями, поклялся, что никогда, никогда не оставит свою матушку и только надеется, что теперь, когда он снова будет жить в атмосфере ее благочестия, ее святого миролюбия, он сумеет заслужить прощение за свои грехи.
— Добрый мой сынок, — сказала профессорша с улыбкой, полной небесного просветления и любви, — я чувствую, что скоро, очень скоро небеса вас вознаградят.
Как выяснилось, и это было весьма примечательно, испанский монах еще прежде расставил Северу те же самые ловушки, что и простодушному Евгению, но если простак Евгений в них сразу угодил, то более прозорливый и опытный Север легко их избежал. Конечно, тут вмешался и счастливый случай, ибо Север получил сведения из резиденции о сомнительных целях мнимого графа и его приспешников.
Оба, граф и Фермино, оказались тайными эмиссарами пресловутого ордена иезуитов, а ведь главный принцип этого ордена как раз и состоит в том, чтобы везде и повсюду вербовать себе сторонников и надежных шпионов. Первоначально Евгений привлек внимание беглого монаха своим знанием испанского языка, но при более близком знакомстве монах понял, что имеет дело с исключительно неопытным, простодушным юнцом, который к тому же живет в неестественных и противоречащих нормальной жизни условиях, так что на него легко влиять и сделать из него послушное орудие для целей ордена. Известно ведь, что орден иезуитов, вербуя своих сторонников, издавна прибегал к самым диковинным мистификациям: ничто не связывает человека крепче, чем совершенное преступление, и потому Фермино полагал, что разумнее всего пробудить в юноше дремлющие любовные страсти, а затем уж подвигнуть его на злодейское убийство и тем самым обречь вечному проклятию.