Евгений буквально остолбенел от услышанного. Он и вправду никак не мог взять в толк, почему его дальнейшее пребывание в доме профессорши является чем-то предосудительным и может дать пищу для насмешек и сплетен. Но ясно выраженная воля профессорши, чтобы он покинул ее дом, в котором доселе протекала вся его жизнь, где были сосредоточены все его радости, мысль, что отныне он должен будет расстаться со своими любимыми цветами, которые он так выхаживал и которые так ему дороги, — эта мысль стеснила его сердце с невиданной силой.
Евгений принадлежал к тем простым натурам, которые вполне удовлетворяет небольшое жизненное пространство, где они могут передвигаться радостно и без всякого принуждения. Такие люди ищут и обретают в науке или в искусстве, кои являются подлинной сферой приложения их духа, единственную и прекраснейшую цель своих устремлений и неустанных усилий. То малое пространство, где они чувствуют себя как дома, представляется им цветущим оазисом в необъятной, бесплодной, безрадостной пустыне, к которой они относят все, что находится вне их привычного круга и что чуждо им и вызывает страх, ибо они не отваживаются без опаски покинуть свой привычный мирок. По своему образу мыслей эти люди, как известно, надолго остаются детьми, часто они кажутся неловкими, неуклюжими, порой даже эгоистичными и бессердечными, облаченными в броню мелочной педантичности, в которую их заковала наука. Им не чужда насмешливость, которую позволяет себе уверенное в своей победе неразумие. Однако в тайниках души у таких людей всегда пылает священный огонь познания высших истин. Им чужды суета и хитросплетения пестрой светской жизни; дело, которому они отдали всю свою любовь и верность, является посредником между ними и вечными силами бытия, а их несуетная, бесхитростная жизнь есть непрерывное служение в вечном храме мирового духа. Таким был Евгений!
Когда юноша оправился от оторопи и смог заговорить, он заверил госпожу профессоршу с энергией, вообще-то ему не свойственной, что, ежели он будет вынужден покинуть ее дом, его жизненный путь на этой земле можно считать оконченным, ибо, изгнанный из своей малой родины, он уже никогда не обретет покоя и мирных радостей. Он заклинал профессоршу в самых трогательных выражениях не прогонять того, кого она нарекла своим сыном, в безрадостную пустыню, ибо таковой пребудет для него всякое иное место, куда бы его ни забросила судьба.
Казалось, профессорша колеблется и с трудом пытается найти верное решение.
— Евгений, — наконец сказала она, — есть один способ сделать так, чтобы вы могли остаться в этом доме и жить в нем как прежде. Станьте моим мужем! Невозможно, — продолжала она, когда Евгений взглянул на нее с недоумением, — невозможно, чтобы душа, подобная вашей, могла хоть в малой степени заблуждаться относительно моих истинных намерений. Поэтому я без всяких церемоний готова признаться, что предложение, которое я только что вам сделала, — не сиюминутная фантазия, но плод моих зрелых размышлений. Вам незнакомы реальные жизненные обстоятельства, и вы не скоро, а, возможно, и никогда не научитесь должным образом с ними справляться. Даже в тесных пределах вашей жизни вам необходим человек, который избавил бы вас от ежедневных забот и помог устроить вашу жизнь, всю до мелочей, чтобы вы спокойно могли жить ради науки и самого себя. Никто не сумеет сделать это лучше, чем нежная, любящая мать, каковой я хочу стать для вас в самом строгом смысле этого слова, при этом оставаясь в глазах света вашей женой. Конечно, я знаю, что вам, дорогой Евгений, еще никогда не приходила в голову мысль о женитьбе, да вам вовсе нет необходимости об этом думать, поскольку благословение священника, хоть и свяжет нас самыми тесными узами, в нашем общении ровно ничего не изменит; пусть это благословение, полученное в столь святом месте, сподобит меня со всем смирением и кротостью стать вашей матерью, а вас — моим сыном. С тем большим спокойствием, дорогой Евгений, я делаю вам это предложение, которое человеку более мирскому могло бы показаться необычным и даже сомнительным, еще и потому, что убеждена: в случае, если вы его примете, оно ничем вам не повредит и ничего в вашей жизни не нарушит. Ведь вам глубоко чуждо то, чего требуют мирские любовные связи, дабы сделать женщину счастливой, и навсегда останется чуждым, ибо всякое давление, принуждение, различные требования, которыми бы вас стали мучить в случае женитьбы, быстро избавили бы вас от всяческих иллюзий и тем сильнее дали бы почувствовать всю злокозненность и неудобство столь неприемлемой для вас реальности, поэтому место жены в данном случае может и должна занять мать.