Тут есть свой шарм и даже некий романтический флёр. Мне нравится эта узкая полочка по периметру, усиленная дюралевым уголком, на которую удобно ставить пустые стаканы, три огромные старинные люстры из латуни, нравятся эти картины в затейливых багетах с видами Енисейска, выполненные самоучками в наивной манере. Этот вечный запах непрерывно жарящихся котлет, всегда свежий ржаной хлеб местной пекарни, эстрадная музыка шестидесятых годов, безупречно ледяная водка и тихий гул голосов. Вот только всё хорошо в меру… Сюда я захожу раза три за один визит в посёлок, то есть примерно восемнадцать раз за год. Этого более чем достаточно.
Гвалт и мат по соседству ничуть не смущали и Гумоза, он даже не глядел в сторону намечающегося буйства. Ведь только неопытные вахтовики не знают, что с ними будет дальше. Все остальные в курсе.
– Так вот, значится, о дорогах наших скорбных… – продолжил он прерванный шумом неспешный разговор по душам, – о путях людских грешных, чаще всего они именно таковы. Вот ты, следуя своим ходом, много ли обращаешь внимания на тропинки тех, кто ниже тебя в заположняках? В статусе.
– Честно говоря, вообще не задумывался, – быстро признался я. – Безразлично. Однако, вроде бы вообще никому не мешаю, дорогу не перехожу.
– Врёшь, паря! Сам себе глаза отводишь, – убежденно заявил он. – Ещё как мешаешь. Постоянно, как и все смертные, ты пересекаешь чужую тропку, просто не замечаешь с высоты, не думаешь. А вот когда твой личный ход кто-то режет наискосок да поперёк, то видишь сразу, возмущаешься, глотку рвёшь! Человечишка, он такой, слаб на самокритику. И часто не способен правильно оценить ту жёрдочку, на которой сидит по жизни. Расскажу тебе такую вот коротенькую историю…
– А валяй! – решил я, ещё раз бросив взгляд на запястье, успею эвакуироваться.
– Значит, так. Дело было под Дудинкой, полярной ночью. Я тогда с парнями машины гонял по зимнику, на Купол да на Пелядку. Это газовые промыслы Норникеля. У меня же есть все категории, кроме автобусной.
Я изумлённо покачал головой.
– А что, разве не говорил? – словно удивился и он, хотя точно не сообщал, у меня все ходы записаны.
– Нет. А чего же сейчас не шоферишь?
– Два года назад откатал на руднике всю зиму, но быстро надоело. Понимаешь, слишком много времени жизни и нервической силы в водительстве сгорает. А пока всё больше по ремонту, по любой технике могу. Отдохну, и обратно на прииск, или учителем литературы в школу! Не веришь? – щербато улыбнулся Гумоз.
– Пожалуй, поверю… Извини, перебил.
– Ну, за своевременность пауз! – поднял он классический гранёный стакан, из тех, которые называют «мухинскими».
– Поддерживаю!
Моя норма в этом богоугодном заведении, как говаривает относительно подобных развратных мест один мой друг из далёкой Прибалтики, сто пятьдесят беленькой. Она тут без палева, в отличие от коньяка, прошли лихие времена массовой потравы, народный напиток проверяют.
– Хорошо идёт под котлетку, зря не ешь, Никита, зря… опять же, калории. Короче, большая часть идёт по береговому зимнику, а немного – по льду Енисея-Батюшки. А там заструги, наледи. И мы, чтобы каждый раз не искать новый маршрут, старательно набивали путик. На путике любой проран лучше видно, машинам легче, это понятно. И вот, как-то раз обнаружили новую полынью, большую. Пришлось набивать новый, чуть в стороне. Едем себе по новому, значится, ночь полярная, кроме фар колонны – ни огонька. И вдруг видим – олени сбоку стоят, с дюжину! Замерли! Потому что мы им новым путиком привычную тропу через протоку перерезали. А северный олень, надо сказать, зверь туповатый, ему всё новое разъяснить нужно, понять, ближе подойти. Башка у него слабая, разъясняет долго. Стрелять не стали, поржали по рациям, да и поехали дальше, пусть себе тупят, нам-то какое дело…
Он глотнул и закусил ещё раз, вздрогнул с удовольствием и продолжил рассказ:
– А когда через четыре дня возвращались, то увидели почти в этом же месте лютый беспредел! Сухогруз ледового класса, принадлежащий Норильскому комбинату, по пути в Дудинку для чего-то взял чуть левее и распахал километра три нашей новой дорожки! Матерились… Страшно вспомнить. Сроки жмут, все устали, как негры на плантации, домой хотят, а тут разруха во льдах! Что поделать, пришлось делать крюк и прямо по застругам переть дальше, ожидая, какая из машин сломается на крепком морозе первой. И через несколько часов догнали тот самый «Арктический экспресс», он у посёлка задержался, подбирал кого-то по уговору. Догнали беспредельщика четырьмя «Уралами» и пошли параллельным курсом, сигналя, мигая и вызывая по рации.