И с Тохой сдружилась.
Мы как два одиночества, просто пересеклись в один день, оказавшись запертыми в кладовку спортивного зала, где пытались сдать норматив.
Мы даже смеемся, что в итоге так и поженимся. Ну мы подумали, а родители мои уже решили.
А почему?
А потому что однажды, неделю назад я забыла про время. В итоге за Тохой за мной приехала мама и начала скандалить.
Антону спасибо, он встал на мою защиту и пообещал после школы жениться, раз такое дело. Смешной…
Смелый поступок.
Но теперь мне дорога в их дом заказана.
Его мать, интеллигентная женщина решила, с такой семьей ее сы'ночка дружить не должен.
— Ты опять загрустила. Забей. Осталось потерпеть девять месяцев, и мы рванем во Владик.
— Конечно рванем, – киваю, пытаясь спиной к стулу не прислоняться.
Рванем, если я к тому времени выживу.
На пороге класса появляется Инна Георгиевна Железных. Мы погружаемся в мир литературы, обсуждая Булгакова. Вот только не всем интересны перипетии романа.
Наша знаменитая тройка буквально с ног сбилась как бы еще сорвать урок.
Я ненавижу этих королей жизни. До зубного скрежета. Они уверены, что весь мир у их ног, только потому что им повезло родиться с золотой соской. Они смотрят на всех как на грязь и никого не уважают.
Иногда мне кажется, что даже самих себя.
Даже друг друга.
Они дружат, не потому что друзья, а потому что вместе издеваться над людьми веселее. Особенно это удобно делать, если самооценка зашкаливает, а шутки кажутся смешными.
— Не, ну а давайте фильм снимем. Мастером будет Арбузов, а Маргаритой наша Мария Магдалина, — предлагает Костя. Любитель пранков и розыгрышей. Кажется, он задался целью испортить школьные годы любому, кто не похож на него.
— Только чтобы восемнадцать плюс, а то не интересно, — Руслан Быков. Тупой качок, который с каждым годом становится все шире.
— А думаешь эти двое вообще могут быть интересными? — ну а Данилке «в заднице застряла золотая вилка» конечно мы не интересны. У Дымова вечно такое скучающее выражение лица, словно он уже не здесь, а своем Лондоне, о котором трещит не переставая. – Инна Георгиевна! Давайте лучше снимем вас в той самой сцене, где ведьма обнаженной летала на метле. Уверен, здесь никто не будет против увидеть ваши выдающиеся литературные познания.
Он делает ярко выраженное движение руками в области груди. Шутка меня не касается, а мне все равно хочется провалиться сквозь землю.
Нет, он конечно всякое вытворял, но сегодня как с цепи сорвался. Вот теперь шлет Железной воздушные поцелуи, а его компашка улюлюкает.
Почему творят дичь они, а мне за них стыдно?
— Дымов! – почти ультразвук. – Раз ты настолько хорошо осведомлен о содержании романа, вечером остаешься после занятий и пишешь мне сочинение. «Значение сцены полета на метле для идеи романа». И будешь писать его до тех пор, пока я не поговорю с твоим отцом.
— Значит отца позвать?
— Ты поразительно проницателен.
Жалко, что невежа. Даже жалко. В такого как Дымов легко влюбиться, особенно если смотреть долго на четкие линии челюсти, мощный разворот плеч. Неудивительно, что нашей Гуляевой все завидуют. Ну как все. Все недалекие и падкие только на внешнюю оболочку.
— А вы сегодня поразительно сексуальны. Так бы и съел.
Господи, что за болван.
— Пошел вон!
— Как раз пойду отцу наберу. Скажу, что у него сегодня свидание с самой красивой женщиной нашей школы.
Просто рука лицо. Дымов не торопится. Собирает сумку. Не забывает подмигнуть взбешенной Гуляевой. Наверное, ее можно понять. Дымов уходит за дверь, довольно громко ею хлопнув.
В классе тут же шушукаются и обсуждают произошедшее. А я слышу рядом только печальных вздох.
Антошка конечно же смотрит на Катеньку. Он на нее с прошлого года смотрит. Да, наверное, и всегда смотрел, еще до того, как я здесь появилась. Мы не особо это обсуждаем. Просто и так знаем. Не его поля ягодка. Он и сам это знает.
Но ведь мечтать никто не запретит.
— Как думаешь, если я похудею она посмотрит на меня?
— Тогда тебе нужно как минимум еще отбить мозги мячом. – сворачиваю глаза в кучку, а он прыскает со смеху.
— Дымов не тупой. Он раньше на все олимпиады с тобой ходил.
— Даром, что был хуже. Решил не позорится и слился гонять мяч по полю.
— А ему в лицо это скажешь? – усмехается Антон, а меня всю парализует. Я вообще с людьми почти не разговариваю. Стараюсь не смотреть им в глаза, потому что знаю, что там увижу. Отвращение. С Антоном проще. Первый раз мы заговорили в густой как желе темноте. В ней мне проще.