Оборачиваюсь и вижу мажоров, что даже извиниться не потрудились.
— Придурки, — только и цедит сквозь зубы Тоха, но я отмахиваюсь. Догадываюсь в чем может заключаться причина. – Давай пожалуемся?
— Отстань, давай лучше булку, тут же чай остался, — я сажусь на скамейку возле гардероба, пока куртку уносит Тоха.
Думаю, вот, как идти на Алгебру. Переодеться в форму или так сойдет.
Трясу рубашкой, радует, что сегодня темной, иначе пятна было бы не избежать.
А у нас еще четыре урока. Я быстро съедаю нехитрый завтрак, и мы идем на занятие. В классе уже собрались все. И стоит нам зайти в дверь, притихли. О чем — то переговариваются. На меня смотрят так, словно я без одежды. Не вольно смотрю на рубашку – пятна особо не видно.
Я чувствую по спине неприятный холодок, но молчу. Идем с Антоном на свои места. Я сажусь, а под Антоном стул вдруг с треском ломается.
Все тут же взрываются хохотом, а я испуганно бросаюсь к Антону.
— Фу, жирдяй! На тебя надо уже новую мебель заказывать!
— Идиоты! Вы специально стул подпилили! – помогаю подняться. Тоха меняет стул на другой и молча, спокойно садится.
— Слушай, Калашникова, а как Дымов в постели?
Мне даже кажется я ослышалась. Что? Поднимаю глаза на Куликову, как обычно эффектно накрашенную.
— Ты о чем?
— А у монашки я смотрю уже поклонников столько, и пофиг что уродина, — все смеются, а меня начинает потряхивать. Что они несут?
— А что ты глазками невинными хлопаешь? На Данилку не смотри, он бы на тебя никогда не позарился, а вот его отеееец. Взрослые мужчины знаешь, любят молоденьких страшилок.
— Куликова, ты с какой ноги встала? Ни с кем у меня постели не было.
— В постели может и не была, а вот из школы с моим отцом ты стопудов выходила. Поздно, поздно вечером. Или скажешь не было?
— Маш, о чем они? Мы же вчера у Совы были.
Я хлопаю глазами, смотря на Дымова, у которого вижу синяки на лице и под глазом. Их заретушировали, но теперь ясно, что он вчера от отца получил, а решил выместить на мне.
— Было. А еще с нами была Ольга Михайловна, но очевидно этот факт вы упустили, или может думаете у нас тройничок был? А вообще нас было четверо, просто Тоха ушел пораньше. Сначала в библиотеке, потом в кабинете на втором этаже, — я при этом смотрю только на Данилу. Какого черта он свой косяк на меня скидывает? Думает я молчать буду?
— Ты Сову не впутывай. Ты просто метишь на место любовницы моему папашке. Больше тебе в этой жизни все равно ничего не светит.
— А это неплохая перспектива. Стану твоей мачехой, буду лупить тебя, ногу случайно сломаю и будет тебе закрыт путь в мир футбола.
— Ты страх потеряла!? — он вскакивает, ко мне рвется, пугает до слабости в ногах. Хорошо, что сижу.
Тоха встает напротив него, но тот его просто отшвыривает в сторону.
Я вскакиваю. Теперь Данил Дымов прямо напротив меня. Злой и обиженный мальчишка, который совершенно не знает, чем меня зацепить. Но и красивый, тут не поспоришь. И это не удивительно, за красотой очень часто скрывается дьявол, мама всегда говорила мне.
— Данил, ты зарвался. Оставь девчонку в покое. Поржали и хорош.
Обидно, что ржал и Рома, хоть и пытается теперь защищать меня.
— Ты Ром ее не защищай. Она пусть правду скажет. Что вчера было?
А-а! Он хочет, чтобы я про Железных всем рассказала, потому что сам он боится. Хрен ему. Не буду я нормального учителя подставлять.
— А что было? Твой отец искал тебя, потом предложил подвезти нас с Совой по домам. Но конечно в твоей больной головушке были более яркие картинки. Может ты по Сове сохнешь? Ревнуешь?
— Ты больная? – он хватает меня за шею, все вскрикиваю, а я понимаю, что зашла далеко, но остановиться не могу. Не с ним. Не сейчас. Не тогда, когда сердце отчаянно в груди бухает. Страшно. Но адреналин бьет в виски и мне хочется хотя бы перед ним не показаться слабой.
— Это ты больной, если думаешь, что после этой выходки отец отпустит тебя заграницу.
— Рот закрой! Сдохнуть хочешь? Я тебе службу погребальную закажу, пусть отец тебя отпевает.
— Сразу видно, ничего ты не знаешь о профессии священника.
— Данил! Ты сдурел! Отпусти ее! — кричат со всех сторон, кто – то уже на камеру снимание, но в Данила словно дьявол вселился.
— А мне это и не нужно. Я буду в футбол играть.
— Судя по последним новостям, ты будешь, как и все мы прозябать в отвратительной рашке.
Он почти рычит, сильнее сжимая пальцы, а мне хочется в его лице вцепиться, но я только кулаки сжимаю. Терплю. Словами бью.
— Даже если я буду здесь, я буду на коне, а ты стоять на паперти, как твой папашка и его свита. Нищета позорная, — он отпускает меня так резко, что я валюсь на пол. Тут же подходит Арбузов, вбегает Елизавета Михайловна.