Более самовлюблённый мужчина, чем Леонард, наверняка попытался бы доказать, что его… обездвижить не получится и за полчаса; но Ангуссон не был столь помешан на своей персоне, поэтому, справедливо рассудив, что не стоит терять время, которое можно потратить на активное движение в противоположную от драконьей пасти сторону, готовил диверсию.
Быстро-быстро, пока угрозы не сменились действиями, алхимик выбрал из редких уцелевших валяющихся под ногами декоктов и трав нужные, сгрудил в кучу, приправил волосом, вырванным из головы возмущённо дёрнувшейся Пижмы, и приготовился к действу.
— Надеешься второй раз использовать тот же фокус? — дракон наклонил голову, что далось ему весьма непросто, шмыгнул носом, когда со стен и потолка посыпалась срезанная жёсткой чешуёй каменная крошка, и высунул раздвоенный язык.
Глаз Пижмы нервно дёрнулся: дракон был невероятно похож на крохотную очаровательную ящерку, в которую обращался Леонард; схожие щели зрачков, провалы ноздрей, у которых всегда немного дрожал воздух от перепада температур, чешуйки, слегка расходящиеся у губ при дыхании и открывающие раскалённую кожу, словно трещины в скале, не способной более сдерживать бушующий вулкан, тот же чувствительный бугорок под подбородком…
— Вообще-то я надеялся использовать новый, — нехорошо, почти как агент Пижма перед удачным ударом, ухмыльнулся Лео и вырвал из её рук меч, чтобы неумело, но глубоко вонзить под подборок монстру.
Вой, кажется, сотряс не только пещеру, но и всю гору. Клуб огня, дыма и искр вырвался изо рта ящера, вытеснил из пещеры воздух, до того не выдавленный драконьей тушей, и жгучей стеной понёсся к людям, не причиняя вреда лишь монстру.
— Ложись! — заорал Лео уже после того, как, подмяв под себя Пижму, вместе с ней рухнул на пол.
Огонь пронёсся прямо над их головами, опалив волосы, жаром обдав затылки, заставляя лицами уткнуться в каменный пол, больше не кажущийся прохладным, и пробкой вылетел из входа в пещеру, вынуждая карауливших Ленору и Сэма с криком отпрянуть.
— Мама?! — недоумённо приподнялся Лео, но тут же вынужденно, спасаясь от новой порции пламени, вновь распластался.
— А ты думал, я одна тебя спасать приду? Я психопатка, но не идиотка!
— Я могу запомнить и цитировать это заявление в будущем?
— Только попробуй!
— Лапа!!! — парочка едва успела перекатиться, чтобы не угодить под мечущегося в тесном пространстве дракона.
Пещера дрожала, гудела, ходила ходуном. Пытаясь дотянуться до меча, вырвать причиняющую боль занозу, Ювеналий в щепки разнёс, раздавил скудные остатки мебели, огромными боками чиркал по камням, выбивая искры, колотил в стены и потолок, пытаясь вырваться из мучительной клетки или хотя бы понять, где верх, а где низ.
— Больно, наверное, — почти сочувственно заметила агент, но избавилась от мук совести сразу после того, как извивающийся хвост хлестнул её по ногам и заставил плашмя растянуться на полу. Лео тут же подхватил её под мышки, уволакивая в сторону. Хорошо бы в укрытие, но в пещере не осталось ничего, за чем можно было бы спрятаться: лишь ревущий ящер, развернувший от боли крылья, взбирающийся по неровным сводам, висящий вниз головой и вновь падающий на землю.
Леонард машинально коснулся рукой горла, лицо его перекосилось:
— Ты даже не представляешь, насколько. У нас там что-то вроде центра управления яростью. В председателе сейчас нет ничего человеческого, потому он и не может сообразить, как дотянуться до рукояти. Зря я это. Можно было и менее… жестоко…
— Можно было ещё и провернуть лезвие! — кровожадно поправила Пижма. — Надо пробираться к выходу.
Некоторые идеи не вызывают сомнений.
Прыжок, прыжок, удар, ещё прыжок — и метнуться к стене, пока чешуйчатая спина врезается в противоположную.
Схватить за руку и метнуться… Проклятье! Он — направо, она — налево, с разбегу теряя направление, падая, и вновь упрямо пробиваясь на свободу.
Не менее упрямо, чем сам дракон, почуявший дуновение ветерка сверху и не способный от застилающей человеческий разум боли сообразить, что это потолок, а не дверь. Хотя… Есть ли дракону разница?
Пещера рыкнула, отзываясь на рёв боли, и словно осела. На мгновение стало тихо, даже зверь остановился, силясь удержать последний проблеск человеческого разума. Тихий шелест взял исток у самого верха, там, где прорубленные в камне окошки вентиляции выдавали себя перекрестьем лучей света. Шептал, шуршал, шушукался сам с собой, чтобы, осознав безнаказанность, грохотом обрушиться вниз.
Валуны полностью перекрыли выход и сделали пещеру куда уже, зато выше. Почуяв воздух, дракон удвоил усилия. Зверь уже не пытался избавиться от жала в шее, он лишь рвался на волю. Свобода, небо — вот исцеление. А что там пытается сказать жалкий человеческий разум, похороненный где-то глубоко внутри, среди алеющей лавы, он слушать не желал.