— Ей будет очень тяжело, она ведь не может ходить. Как ей справляться в академии, одной?
— Кто сказал, что одной? — я удивлённо выгибаю брови, поглаживая жену по мягким бедрам. — Милая, одну я бы её не отпустил даже полностью здоровой. У неё будет нянька, который будет учиться с ней на одном факультете и даже в одной группе. И поверь, этот парень быстрее сдохнет, чем позволит что-то случиться с нашей Эзрой.
Теперь удивляется уже моя жена, её прекрасный рот формирует что-то похожее на «о», и она не сдерживает себя от вопроса.
— Кто это? Кто-то из твоих бойцов?
Я не особо хочу распространяться на эту тему, парень — часть моего прошлого, которое я не люблю вспоминать. Но он во многом хорош, и главное, по гроб мне обязан. Тем более, что парень шикарной и замечательноподходит на эту роль няньки.
— Не из моих бойцов. Но ему я доверяю. – коротко продолжаю отвечать я, и Дави тут же улавливает, что мне неприятно об этом говорить и я не намерен развивать эту тему. Поэтому мягко ставит точку в этом разговоре.
— Что же, раз ты ему доверяешь, то Эзра в надежных руках. Думаю, ты прав, и нашу златовласку пора отпустить. Эгоистично держать её возле нас с мнимой надеждой исцелить. Возможно, если не любовь, то знания залечат её душу.
— Кре! Кхре! — крехтяние маленького существа, зажатого между нами, возмущённо требуя своё, вызывает у меня улыбку.
— Он не уснет, пока не покушает. — фырчит Дави и вырывается из моих рук, унося нашего первенца на кровать.
Она садится у изголовья, откидываясь на деревянную спинку, и отпускает ворот платья, ослабив шнуровку на груди. Молочная грудь заставляет и меня сглотнуть вязкую слюну. Сын тут же принимается за дело, и в тишине нашей спальне слышатся лишь почмокивания мелкого обжоры.
Мне надо проверить пару отчётов и написать парочку приказов. И надо бы побыстрее с этим справиться, пока сын не уснет.
Потому как потом его место в объятиях жены займу я.
Глава 2 Трофей, выигранный в честном бою, или дела сердечные.
Трофей, выигранный в честном бою, или дела сердечные.
— Монетка, ты светишься, как бриллианты на солнце. Убери счастье с лица, пока старшекурсники не придушили.
Фырчит Лотар, опершись плечом об белоснежную колонну в большом зале академии. Я сглатываю замечание насчёт этой глупой клички и любопытствую у парня:
— А почему они такие... ну... м?
— Помятые? — фырчит моя нянька с лёгкой усмешкой, а потом качает головой, будто я спросила его, почему небо голубое. — Потому что, монетка, братство адептов вчера отмечало начало нового года квестом на выживание. Вот и приперлись с утра на пары те, кто ползать был в состоянии.
Я в шоке от его слов. Это же академия... Тут все должны учиться, быть воспитанными, умными. Примером для остальных.
Хотя... Не всё, что блестит, — золото. Это я уже поняла с первого дня в академии.
Ну и с момента знакомства со своей будущей нянькой. В моменте счастья и эйфории от новости, что я уезжаю в академию учиться, я как-то подзабыла о жёстких принципах и нравах своего зятя. И само собой, что где-то подключился и Салим, почитая суровые традиции западных равнин. А там женщина — это ценность, которой без мужчины туго.
Жена — величайшая забота.
Сестра — чуть ли не достояние семьи.
А дочерей и вовсе оберегают, как какое-то чудо. Ой, и тяжко же придётся близняшкам, пока они вырастут.
К сожалению, с Лисси мы после того завтрака так и не увиделись. Обиженная сестра в срочном порядке забрала дочерей и укатила обратно на родину мужа, обиженно фырча на Салима.
Я понимаю, что это пройдёт. И вскоре Лисси опять явится в гости к Дави, но сейчас немножко обидно, что она даже не пожелала мне удачи.
К счастью, Дави восприняла мой отъезд с большим энтузиазмом. Да, она, конечно, то и дело начинала плакать, негодуя, как я справлюсь без родных. Но быстро стряхивала грусть с плеч и принималась помогать мне с багажом.
Все конспекты сестры со времён её обучения достались мне. Вместе с ними шёл и Лотар. Протеже Садэра, которому муж моей сестры доверял.
Парень был гаргульей, долговязый блондин с красивыми чертами лица. Невозможными голубыми глазами, лёгкой горбинкой на прямом носе и тонкими губами, которые онто и дело растягивал в язвительной улыбочке.
Высокий и жилистый, в целом он очень сильно смахивална аристократа внешностью, и видимоименно поэтому не убирал длинные до плеч волосы, сохраняя хоть тень бунтаря.
А вот его язык...
Боги, как его ещё не прихлопнули за столько сарказма и язвительности? И вообще, как Садэр с ним познакомился и вообще терпел с его-то жестоким характером?