Не знаю, что послужило в ту ночь моему крепкому сну. То ли непогода, то ли крепкие руки, то ли истощённый организм просто впал в спячку, как сурок на зиму.
В любом случае спала я на редкость крепко и даже спокойно.
А вот наутро, проснувшись, не знала, то ли пинаться и ругаться, то ли аккуратно убрать лапы шаада со своей груди и живота и убраться подальше от него, делая вид, что ничего не заметила.
Пока я решала, Садэр проснулся и всё решил сам. Впрочем, как всегда.
Сместил руку чуть ниже на мой живот и аккуратно развернул боком к себе, прижимая к крепкой груди, чуть хриплым голосом приказывая:
— Поспи ещё немного, время раннее.
И я спала. Так сладко спала, что впору было самой удивляться от такого интуитивного доверия к этому мужчине и в нежданных переменах в самой себе.
Совсем же недавно клялась, что его полюбовницей не стану, что не лягу под какого-либо, кроме своего мужа, а тут…
И главное, вроде ничего такого не делает.
Не тискает при всех, не лезет целоваться. Не приказывает и не смеет говорить мне какие-то похабные шуточки или намеки.
Но все, чёрт возьми, уже сделали выводы, что я его собственность. От этого хотелось побиться головой об стену.
Мужская солидарность, чтоб её!
И главное, ведь не могу его ни в чём упрекать!
Что мне сказать на эти мимолетные касания тонких пальцев к моим волосам, талии, рукам?..
Куда не пойду, он рядом, «совсем случайно». Но я-то понимаю, что это не так, ведь даже в просторном зале на расстоянии я ощущала затылком его пронзительный взгляд синих глаз из-под ресниц.
А потом, как мне противиться ему, когда шаад каждый раз, стоит мне усесться за стол, наполняет мою дошечку до верха едой с коротким и властным:
— Ешь.
Кто платит за все эти кушанья, я не хотела думать. Главное, что меня не трогают. Хотя вроде староста Сентры, когда заселял меня в этот постоялый двор, говорил, что распорядился насчёт еды для меня.
Но сдается мне, кормят меня каждый день мясом далеко не по настоянию того пожилого наага.
Теперь я ещё сильнее прониклась пониманием к Алисии. День ото дня приходилось всё сложнее.
Мозги превратились в кисель от всех этих взглядов и случайных касаний мужчины.
Его забота, сила и внимание подкупали получше любых подарков. Сестра в своё время в такую же ловушку попала.
Тот аристократ, чтоб его чесотка жить мешала, был до одури обходительным с сестрой. Дарил подарки, защищал от других, показывал ей самые прекрасные места столицы. Кто бы не растаял в такой сказке? Особенно девчонка без рода и племени, которая всю жизнь опекала младших сестёр и ничего кроме ужасов войны не видела.
Алисия влюбилась в него, и сейчас мне стыдно за то, что я её осуждала в прошлом. Слава богам, хоть хватило ума не сказать ей всё это вслух.
Но вскоре обман наага разбился, как хрустальная статуэтка.
Наверное, судьба так издевается надо мной, заставляя пройти через то, что прошёл близкий мне человек.
И если быть частной с самой собой, не будь я осведомлена о том, как закончились отношения моей сестры с мужчиной из другой расы, то быть может и растаяла под этими синими глазами.
Но каждый раз, когда я ловлю себя на мысли, что опять думаю о нем, грустно вздыхаю. И молюсь про себя, чтобы отстал от меня и нашёл себе другую игрушку на ночь.
От этого так вдруг больно становится на сердце. Потому что действительно нравится.
Так въелся под кожу, что невольно всякий раз ищу его взглядом, стоит услышать хриплый голос, пропитанный холодом самых высоких гор.
Потому что не могу уже согреться одним одеялом, а так хочется ещё хотя бы один разочек почувствовать мягкие перья на своей коже.
Я схожу с ума, раз думаю о мужчине, честное слово.
— Ты уже дырку карандашом сделала в этой несчастной карте.
Приятный бас Бельяра звучит совсем рядом, и я испуганно подпрыгиваю на стуле, отводя руки от куска бумаги, как от огня.
— Что? Ааа… — растерянно чешу я затылок и виновато улыбаюсь, разворачивая карту так, чтобы прикрыть дырку локтем.
Медведь же присел за стул рядом. Сегодня в малом зале посетителей почти не было. За окном светило яркое солнце, и горожане, как и простые крестьяне, гнули спину либо в лавках, либо в поле.
Мне же велели без сопровождения носа из таверны не высовывать, и при этом припечатали свои слова таким выразительным взглядом, что спорить резко перехотелось.
— Ну чего грустишь, куколка?
Рыжий подпер щеку рукой и неспешно потянулся другой к плетеной корзинке с орехами на середине стола, но вот беда, взгляд его глаз не рассматривал меня почти не моргая.