Я жила в калейдоскопе событий до моего обморока, но что случилось дальше?
Воспоминания меркнут, когда я услышала треск своей порванной рубашки.
Ужасная догадка приходит мне в голову как гром среди ясного неба.
Нет.
Нет, Садэр бы так не поступил со мной!
Он бы не надругался надо мной!
Не он! Не он! Только не он!
Не обращая внимание на боль в пальцах, безумно вожу ими по телу, пытаясь разлепить веки, но тщетно.
Ощутив подушечками левой руки мягкую текстуру шелковой рубахи, слишком дорогой для моего гардероба, я замираю как ледяная статуя, жадно черпая воздух приоткрытыми губами, ощутив на своё голое тело чужую одежду.
— Нет…
Говорю в голос, и сердце разрывается от очередного приступа боли и унижения, а ещё от чувства потерянного. Надо было так рьяно защищать то, что отобрали так грубо, гадко и небрежно?
Как мне теперь жить?
Что в себе ценить!? Как считать себя девушкой, ведьмой, будущей матерью?!
Слёзы текут по щекам, как и те капли воды с неба, хочется выть и кричать. Умолять, чтобы это был лишь сон.
Но глубоко внутри себя я понимаю, что даже не могу его ненавидеть.
Я ничего не хочу.
Уже ничего.
Проблемы.
Мечты.
Угрызения.
Мысли.
Надежды.
Они просто растворились в сознании, не оставляя ни одного следа.
Я просто хотела исчезнуть отсюда.
Быть где угодно, но не здесь, не видеть их глаз, не вспоминать их имён.
Забыть его.
Я долго ещё молча плакала, глупо жмуря глаза и обнимая переломаными пальцами живот.
Не знаю, когда именно слёзы перестали литься, и я бездумно смотрела в потолок. Комната была не моей, но я чувствовала, что ещё в таверне.
Солнце робко заглянуло в комнатушку через задернутые шторы. А ещё было непривычно тихо. Очень тихо для утренней таверны, в которой ещё вчера была полна надеждами и ожиданиями. В которой я ждала Садэра и ребят с очередной вылазки, и тоже в ней я принимала жителей Изумрудной Долины, которые нуждались в моей помощи.
Только, видимо, зря меня сюда отправил ви Туар, не смогу я смериться с ролью походной девкой, которая и травы нужные даст, и юбку поднимет, когда скажут. Не смогу…
Мужчин видеть никогда не смогу, как и жить не хочется.
Человеческая девка-гуляка.
Что ж, они были правы, теперь я и вправду такая, по собственной воли или нет, это уже никого не волнует.
Внезапно вспомнились сёстры.
Глаза опять наполнились слезами.
Как их сберечь от подобной участи? Как укрыть от целого мира? Куда сбежать, чтобы никто не узнал, там, где никто не тронет, и они будут в безопасности!?
Не знаю.
Но одно я знаю точно, отсюда надо уходить! Как можно быстрее! Куда глаза глядят, лишь бы не видеть тех, кто предал. Их ненавистный взгляд и безразличие в голосе.
Зачем же эти расы пришли к нам, к людям, если так нас ненавидят! Если унижают и считают шлюхами?!
Истерика снова приближалась ко мне, как лавина к путникам горы. Чтобы не допустить нового приступа истерического плача и не привлечь к себе внимание, я прикрыла рот руками, спешно пытаясь встать с кровати.
Тело было непослушным, ватным и больным. В итоге, запутавшись в простынях, я рухнула на пол. От громкого падения я непроизвольно прикрыла уши руками и сжалась в калачик, как побитая собака, опасаясь, что на звук прибегут остальные или хотя бы кто-то из отряда. Но нет, прошла минута, и никто не пришёл.
Удача ли это или просто прихоть судьбы, но я быстро встала на четверенки и поползла к окну, поднявшись на колени, я дернула деревянную раму на себя и та с тихим писком открылось.
Внизу прямо подо мной промелькнуло большая куча с соломой, кажется это был второй этаж и он выходил окнами к задниму двору к канюшне.
Мысли о том кому принадлежит комната как пришли в голову, так и ушли, не мешкая и секунды, я крехтя как старуха, от каждого движения, залезла на деревянный падаконик, и не сдержав равновесия в такой позе рухнула вниз, утонув в калючей соломе.
Солнце только мелькало над горизонтом, и темнота сумерек ещё не отошла в Царство Ночь, поэтому лёгкая тень здания падала на меня.
Совсем не легко встав на ноги, я побежала в сторону полей. По дальше от тех, которые всегда обзывали и смотрели с высока. Нет искать у них помощь было глупо, никто не пойдёт против семи воинов всех мастей, ради жалкой адептки человеческого племя из далека.
Не обращая внимание на боль от раненных голых стоп, я отделялась от Сентры, глотая слёзы боль, страха и отчаяния.