— Ну, наконец-то, — выдыхает с облегчением Ксю, нервно постукивая тонкими пальчиками по перилам, стоя на лестнице в двух шагах от двери.
— Ты же моя радость, — следом летит радостный возглас Марии Александровны, и она спешно спускается по ступенькам.
Из коляски доносятся довольные улюлюканья Васятки, заприметившего свою любимицу; и эти двое, словно заговорили на понятном только им языке.
— Идите уже, а то опоздаете, — подгоняет нас женщина, подхватывая на руки моего сынишку, — мы тут и без вас разберемся. Да, мой хороший? — мурлычет она.
— А вы точно не пойдете? — взволнованно уточняет Ксения, — не боитесь гнева нового начальства?
— А чего мне бояться? — она равнодушно пожимает плечами, — я за годы работы в этом отеле пережила три смены власти, авось и эту осилю. А – нет, ну, значит, сяду на пенсию и буду, вон, с Васяткой заниматься.
Я расплываюсь в умильной улыбке, порывисто обнимаю пожилую женщину и по-родственному поцеловала ее в щеку, затем быстро поднимаюсь по ступенькам.
Скорым шагом мы с Ксю спешим в конференц-зал, по пути успевая заглянуть и в прачку, напомнить об обязательной явке на встречу с новым руководством, в пищеблок отельного ресторанчика и даже к девочкам-горничным в подсобку.
— Вроде всех собрала, — озабоченно вздыхает Ксю, скользя взглядом по опустевшему холлу.
— Пошли, — киваю я в сторону злосчастного помещения.
Подруга поворачивается и окидывает меня таким пристальным взглядом, что мурашки по спине проносятся лихим табуном, а в горле моментально образуется пустыня, мешающая выдавить хотя бы слово.
— Ри–и–и–ин, — тянет она, прищурившись, словно в чем-то меня подозревает, — ты точно с ним не встречалась раньше?
В шоке застываю, словно напуганный суслик, хлопаю глазами, пытаясь связать пару простых слов. Вот только не знаю каких. А Ксю добивает меня своей проницательностью.
— Васятка – его сын?
«… вот же блин горелый» – мысленно чертыхаюсь я. Если прозорливая Ксения батьковна разглядела сходство, то можно смело считать, что от семидесяти процентов нашего коллектива (то есть его женская часть) этот факт тоже не скроется.
Приплыли!
= 13 =
*Карина*
Часть информации, сообщаемая нам спокойным, но строгим голосом нашего нового владельца, проплывает мимо меня. В моем сознание не оседает даже пара произносимых им словосочетаний. В голове просто нет для них места. Все мои мысли заняты совсем другим. Например тем, почему я так чутко и до пронзительной боли в груди отреагировала на отчество Влада… Владислава Аркадьевича!
Помню, что муж как–то вскользь упоминал о том, что у него есть сын от предыдущего брака. Но вот имени его я не знала, Аркадий с ним не общался, насколько мне было это известно. Я даже возраста ребенка не знала. А фамилия? Он ведь мог взять фамилию матери.
— Напомни мне его фамилию, — наклоняюсь вплотную к Ксю и шепчу ей на ухо.
— Не знаю, — удивленно пожимает она плечами, — он не говорил, — она хмурит брови, задумавшись на мгновение, — не-а, точно не говорил.
— Странно.
Ксю согласно кивает и возвращается вновь к внимательному прослушиванию тех изменений, что ожидают нас. Мне бы тоже прислушаться, вдруг, что важное, но мозг словно блокирует восприятия всего того, что творится сейчас вокруг, и погружает меня в пучину воспоминаний и нерадостных размышлений.
Если Влад не слеп и не дурак, хотя тут и без «если» все понятно, то заметив просто портретное сходство с Васяткой, спокойно сделает «правильные» выводы. Вот только чего мне после всего этого ожидать? По спине пробегает холодок страха, и ладони моментально леденеют.
Он не может забрать у меня малыша! Ведь так? Или может? Накручиваю себя до состояния панического тремора и горло сжимает колючей проволокой тревоги. И лишь единственное, правильное, на мой взгляд, решение приходит в мою взбудораженную и полную смятений и страхов голову – мне надо уволиться!
Все равно, как прежде, здесь уже не будет, да и привилегии мне, навряд ли, оставят, а без гибкого графика, я продолжить работать просто не смогу. Уйду. Скроюсь с его глаз. Спрячусь от своих воспоминаний и глупых мечтаний взволнованного сердца.
— Рин, — толкает меня в бок подруга, — пошли.
Встрепенувшись, я выныриваю из омута мучительных мыслей, затягивающего меня, словно черная дыра на дно угрюмых перспектив. Окидываю рассеянным взглядом зал, подмечая засуетившийся народ, спешно встающих со своих мест и направляющихся на выход оживленно, о чем–то переговариваясь.