Выбрать главу

Кинг Стивен

Давилка

Стивен Кинг

Давилка

Инспектор Хантон появился в прачечной, когда машина скорой помощи только что уехала - медленно, с потушенными фарами, без сирены. Зловеще. Внутри контора была заполнена сбившимися в кучу молчащими людьми; некоторые плакали. В самой прачечной было пусто; громадные моечные автоматы в дальнем углу еще работали. Все это насторожило Хантона. Толпа должна быть на месте происшествия, а не в конторе. Всегда так было - для людей естественно любопытство к чужому несчастью. А это явно было несчастье. Хантон чувствовал спазм в желудке, который всегда появлялся у него при несчастных случаях. Даже четырнадцатилетнее отскребывание человеческих внутренностей от мостовых и тротуаров у подножия высотных домов не помогло справиться с этими толчками, будто в животе у него ворочался какой-то злобный зверек.

Человек в белой рубашке увидел Хантона и нехотя приблизился. Он напоминал бизона вросшей в плечи головой и налившимися кровью сосудами на лице, то ли от повышенного давления, то ли от излишне частого общения с бутылкой. Человек пытался что-то сказать, но после пары неудачных попыток Хантон прервал его:

- Вы владелец? Мистер Гартли?

- H-нет...нет... Я Станнер, мастер. Господи, такое...

Хантон достал блокнот:

- Пожалуйста, мистер Станнер, опишите подробно, что у вас произошло.

Станнер побледнел еще больше; прыщи у него на носу темнели, как родимые пятна.

- Я обязательно должен это сделать?

- Боюсь, что да. Мне сказали, вызов очень серьезный.

- Серьезный. - Станнер, казалось, борется с удушьем, его адамово яблоко прыгало вверх вниз, будто обезьяна на ветке. - Миссис Фроули... умерла. Боже, как бы я хотел, чтобы здесь был Билл Гартли.

- Так что же случилось?

- Вам лучше пойти посмотреть, - сказал Станнер.

Он отвел Хантона за ряд отжимных прессов, через гладильную секцию и остановился у одной из машин. Там

он махнул рукой.

- Дальше идите сами, инспектор. Я не могу на это смотреть... не могу. Простите меня.

Хантон зашел за машину, чувствуя легкое презрение. Они работают в паршивых условиях, прогоняют пар через кое-как сваренные трубы, пользуются смертельно опасными химикатами и вот - кто-то пострадал. Или даже умер. И теперь они не могут смотреть. Тоже мне...

Тут он увидел это.

Машина еще работала. Никто ее так и не выключил. Потом он изучил ее слишком хорошо: скоростной гладильный автомат Хадли-Уотсона, модель 6. Длинное и неуклюжее имя. Те, кто работал здесь среди пара и воды, называли ее короче и более удачно - "давилка".

Хантон долго смотрел на нее, и наконец с ним впервые за четырнадцать лет службы случилось следующее: он отвернулся, поднес руку ко рту и его вырвало.

- Тебе нельзя много есть, - сказал Джексон.

Женщины зашли внутрь, ели и болтали, пока Джон Хантон и Марк Джексон сидели на лавочке возле кафе-автомата. Хантон на такое заявление только усмехнулся: он в этот момент как-то не думал о еде.

- Сегодня еще один случай, - сказал он, - очень скверный.

- Дорожное происшествие?

- Нет. Травма на производстве.

- Нарушили технику безопасности?

Хантон ответил не сразу. Лицо его невольно скривилось. Он взял банку пива из стоящей между ними сумки, откупорил и отхлебнул разом половину.

- Я уверен, что ваши умники в колледже ничего не знают об автоматических прачечных.

Джексон фыркнул.

- Кое-что знаем. Я сам как-то летом работал на такой.

- Тогда ты знаешь то, что называется скоростной гладильной машиной?

Джексон кивнул.

- Конечно. Туда суют все, что надо разгладить. Такая большая, длинная.

- Вот-вот, - сказал Хантон. - В нее попала женщина по имени Адель Фроули. В прачечной.

Джексон выглядел озадаченным.

- Но... этого не может быть, Джонни. Там же есть планка безопасности. Если сунуть туда хотя бы руку, планка поднимется и отключит машину. Во всяком случае, у нас было так.

Хантон кивнул.

- Так и есть. Но это случилось.

Хантон закрыл глаза и в темноте снова увидел скоростную гладильную машину Хадли- Уотсона, какой она была в то утро. Длинная прямоугольная коробка, тридцать на шесть футов. Под загрузочным устройством проходил брезентовый транспортер из четырех лент, который шел за планку безопасности, чуть поднимался и затем спускался вниз. По транспортеру отжатые простыни прокатывались между двенадцатью громадными вращающимися цилиндрами, которые и составляли большую часть машины. Шесть сверху, шесть снизу, они сжимали белье, словно тонкий слой ветчины между толстенными ломтями хлеба. Температура пара в цилиндрах могла доходить до трехсот градусов. Давление на белье, поступавшее по транспортеру, равнялось восьмистам фунтам на квадратный фут.

И миссис Фроули попала туда. Стальные цилиндры с асбестовым покрытием были красными, как пожарные ведра, и горячий пар, выходивший из машины, пах кровью. Кусочки ее белой блузки, голубых брюк и даже белья все еще вылетали из машины с другого конца, большие рваные лохмотья, с жуткой аккуратностью разглаженные. Но даже это было не самым худшим.

- Я попытался все это собрать, - сказал он Джексону. Но человек ведь не простыня, Марк... Что я видел... что от нее осталось, - как и злополучный мастер, он не мог закончить фразу. - Они сложили ее в корзину, - сказал он тихо.

Джексон присвистнул.

- И кому же за это влетит? Прачечной или инспекции?

- Пока неизвестно, - ответил Хантон. Жуткое зрелище все еще стояло у него перед глазами: шипящая, стучащая и дрожащая давилка, кровь на зеленых стенках длинной коробки, и этот запах... - "Это зависит от того, кто сломал эту проклятую планку безопасности, и при каких обстоятельствах".

- Если виновато начальство, они смогут вывернуться?

Хантон невесело усмехнулся.

- Женщина умерла, Марк. Если Гартли и Станнер виновны в небрежности, они пойдут под суд. Не имеет значения, с кем они там знакомы в городском совете.

- Ты думаешь, это их вина?

Хантон вспомнил прачечную, плохо освещенную, с мокрым и скользким полом, со старыми машинами.

- Похоже на то.

Они вместе поднялись, чтобы идти.

- Расскажешь, чем это кончится, Джонни, - сказал Джексон, - Это интересно.

Хантон оказался не прав насчет давилки; она оказалась исправной.

Шестеро государственных инспекторов осмотрели ее в ходе расследования снизу доверху. Безрезультатно. Они констатировали, что причиной несчастного случая была неосторожность.

Ошеломленный Хантон зажал в углу одного из инспекторов, Роджера Мартина. Это был высокий, очень правильный человек с очками, толстыми, как пуленепробиваемое стекло. Он нервно крутил в пальцах ручку, пока Хантон задавая ему вопросы.

- Ничего? Совсем ничего не нашли?

- Ничего, - сказал Мартин. - Конечно, в первую очередь мы осмотрели планку безопасности. Она действовала превосходно. Вы знаете, что сказала миссис Джилиэн? Миссис Фроули слишком глубоко засунула руку. Никто этого не видел; все были заняты своей работой. Она стала кричать. Руку тогда уже затянуло в машину. Они пытались вытащить ее вместо того, чтобы выключить машину - обычный результат паники. Другая работница, миссис Кин, уверяла, что хотела выключить машину, но, кажется, нажала на кнопку включения вместо выключателя. А потом было уже поздно.

Тогда планка безопасности не работала, - настойчиво сказал Хантон. - Иначе она сунула бы руку под нее, а не сверху.

- Вы неправы. Над планкой стальная панель. И потом, когда планка неисправна, машина отключается автоматически.

- Но как же это, черт возьми, случилось?

- Мы не знаем. Мы с коллегами пришли к выводу, что миссис Фроули могла попасть в машину, только свалившись туда сверху. Но когда это случилось, она стояла на полу. Это подтвердили все свидетели.

- Этого не может быть.

- Я и сам не понимаю, - он замолчал, чуть поколебался и продолжил, - Хантон, я скажу вам, раз уж вы принимаете это так близко к сердцу. Если вы кому-нибудь передадите мои слова, я откажусь от них. Но мне не понравилась машина. Она... ну, что ли, издевалась над нами. За последние пять лет я проверял с десяток гладильных машин. Некоторые из них были в таком состоянии, что я не подпустил бы к ним и собаку - к сожалению, наш закон слишком либерален. Но то были просто машины. А эта... Какой-то дух. Не знаю почему, но мне так показалось. Если бы я нашел в ней хоть какую-нибудь неисправность, я настоял бы на выключении. Нелепо, правда?