Пора! Теперь меня благослови
В путь осени, дождей и листопада,
От пламени цветенья и любви
До пепла увяданья и распада.
Цветы. Негромкий гул людей.
Пусть ложь, что вечно с нами.
Тупой отзвон слепых гвоздей.
И тишина. И тьма. И пламя.
Увы, но улучшить бюджет
Нельзя, не запачкав манжет
К бумаге страстью занедужив,
Писатель был мужик ледащий;
Стонала тема: глубже, глубже;
А он был в силах только чаще.
Наследства нет, а мир суров;
Что делать бедному еврею?
Я продаю свое перо,
И жаль, что пуха не имею.
Спокоен сон, возвышен труд,
И человек поет, как птица:
Желаешь цвесть – умей крутиться,
Кого словили – тех ебут.
Бюрократизм у нас от немца,
А лень и рабство – от татар,
И любопытно присмотреться,
Откуда винный перегар.
Места вверху порой пусты,
Но приживаются на месте
Лишь те, кто девственно чисты
Насчет невинности и чести.
Беда, когда под бой часов
Душа меняет крен ушей,
Следя не тонкий вечный зов,
А полногрудый зов вещей.
Вполне по справедливости сейчас
Мы трудимся, воруем и живем;
Режим паразитирует на нас,
А мы паразитируем на нем.
Печальный знак несовершенства
Есть в быте нашего жилья:
Везде угрюмое мошенство,
Но нет веселого жулья.
Почему-то сейчас у сограждан,
И особенно в развитом слое,
Удивительно острая жажда
Получать много больше, чем стоить.
Дойдут, дойдут до Бога жалобы,
Раскрыв божественному взору,
Как, не стесняясь божьей фауны,
Внизу засрали божью флору.
Увы, для мерзости и мрази,
Сочащей зряь[FIXME] исподтишка,
Ни у природы нету мази,
Ни у науки порошка.
Я радуюсь, умножив свой доход,
Страхующий от холода и голода;
Бессребренник сегодня только тот,
Кто ценит преимущественно золото.
Злу я не истец и не судья,
Пользу его чувствую и чту;
Зло приносит вкусу бытия
Пряность, аромат и остроту.
Мы живем, трудясь и развлекаясь,
Посещая цирк и мавзолей,
Ничего на свете не пугаясь,
Кроме тени собственной своей.
Совсем на жизнь я не в обиде,
Ничуть свой жребий не кляну;
Как все в говне по шею сидя,
Усердно делаю волну.
Среди чистейших жен и спутников,
Среди моральнейших людей
Полно несбывшихся преступников
И неслучившихся блядей.
Мужик, теряющий лицо,
Почуяв страх едва,
Теряет, в сущности, яйцо,
А их – всего лишь два.
В эпоху общих революций
Не отсидеться в хате с края;
Мы даже чай гоняем с блюдца,
Кому-то на руку играя.
От старика до пионера
Сегодня тащат все вокруг,
И не крадет одна Венера,
Поскольку не имеет рук.
Назло газетам и экранам
Живая жизнь везде царит;
Вранье на лжи сидит обманом
И блядству пакости творит.
Кончилось время романтики чистой,
Всюду господство приборов и краников;
Девушки грезят о киноартистах,
А рожают – от киномехаников.
Высокий свет в грязи погас,
Фортуна новый не дарует;
Блажен, кто верует сейчас,
Но трижды счастлив, кто ворует.
Есть в каждой нравственной системе
Идея, общая для всех:
Нельзя и с теми быть, и с теми,
Не предавая тех и тех.
Где нет резона громко топать,
Умелец тянется ползком;
Чужой язык берется жопой,
Чужая жопа – языком.
Есть мужчины – всегда в очках
И плотны, как боровички,
И сучья сущность в их зрачках
Клинками блещет сквозь очки.