И он похвастался:
— Волк, бичо! Я убил. Вон тем ружьем убил.
Над сундуком висело старенькое охотничье ружьишко, и я невольно вспомнил оружейные сокровища дядюшки Котэ. Вот бы показать Сандро — есть чему позавидовать охотнику!
Не знаю, сколько времени я продремал, но мне показалось, что чуть ли не через минуту меня разбудил громкий шепот за дверью. Проспал я все же, вероятно, не меньше часа — за окнами совсем посветлело.
Прислушался к голосам, звучавшим за дверью.
— Телеграмма! Понимаешь, Кэто, срочная! Молния! Леону Георгиевичу немедленно показать… — голос Важи.
— Он совсем недавно уснул, Важа, — возражала Катя.
— Все равно буди!
— Плохое о Лиане? Потому и не говоришь мне? — Катя зашмыгала носом, готовясь заплакать. — Важа, миленький…
— Я тебе не миленький, тебе Сандро миленький! — грозно оборвал Важа. — Тебе бы только нюни распускать, женщина! Приказываю будить — значит, буди! Я власть тебе или нет? Подчиняйся! А не то…
— Ну-ну, разгрозился, страшный какой… так тебя и испугались!
Уснуть снова, конечно, я не мог, сел на сундуке и прислушался, боясь пропустить хотя бы слово.
Поворчав и похныкав, Катя подчинилась «власти» — было слышно, как зашлепали по полу босые ноги, — пошла в пристройку, где обосновались на лето родные Ли.
На цыпочках я подкрался к двери и, чуть приоткрыв ее, заглянул в щелку. Важа Гогоберидзе стоял шагах в трех от меня; обычно самоуверенное лицо его было нахмуренным, напряженным. Держа близко к глазам бланк телеграммы, он перечитывал ее.
Леон Георгиевич спал не раздеваясь и сразу же вышел.
— Новости, Важа? — шепотом, чтобы не потревожить жену и тещу, спросил он. — Плохие новости? Да?!
Милиционер помедлил с ответом.
— Я сообщал вам, батоно Леон… Вчера звонил в Тифлис, там в милиции друзья, Жора Сванидзе… вот… прислал… — И Важа с усилием, будто непомерную тяжесть протянул Леону Георгиевичу телеграмму.
Тот взял бланк, рука у него дрожала.
Я никогда не видел ни у одного человека такого смертельно бледного лица, как в ту секунду у Леона Георгиевича. Руки безвольно повисли вдоль тела, выронили телеграмму, и он глухим, сдавленным голосом протянул:
— Во-о-от оно что! — Растерянно оглянулся на дверь спальни, где отдыхали мама и бабушка Ли. — Но… как с ними, Важа? Пока… пока не выясним, нельзя говорить…
Воспользовавшись замешательством, Катя подняла телеграмму и шепотом по складам читала:
— «Ку-ре най-ден тру-уп де-во-чки… Сва-нид-зе…»
Не дочитала и, наверно, закричала бы в голос, если бы Леон Георгиевич не подскочил и не зажал ей рот. Лицо у него стало таким угрожающим, что Катя сразу съежилась, притихла.
— Молчи! — приказал Леон Георгиевич и вырвал из ее рук телеграмму. — Молчи!
Скомкав бланк, сунул в карман и сделал это как раз вовремя: на пороге спальни стояла Маргарита Кирилловна.
— Что, Лео? — спросила она.
— Да вот, новости. — Леон Георгиевич пошел навстречу жене, стараясь говорить возможно спокойней; давалось ему это, видно, с великим трудом. — Понимаешь, Рита… Тут… товарищ Важа… говорит… в поезде три дня назад, да, да, три дня… видели… девочку… одна… ехала в Тифлис и… и он считает — Лиана… И я, Рита, знаешь, что подумал? — тверже, овладев собой, продолжал Леон Георгиевич. — Нам нужно возвращаться в Тифлис. Катя, Сандро и товарищ Важа будут продолжать поиски здесь, а мы — в городе. Ведь правда, батоно Важа?
— Конечно, конечно, генацвале! Поезжайте! Важа Гогоберидзе стоит на посту, Важа все сделает. Все! Как родную дочь, Лиану искать будет!
— Спасибо вам! — поклонилась Маргарита Кирилловна. — А успеем на утреннюю «кукушку»?
— Должны успеть! — Леон Георгиевич достал из жилетного кармана часы. — В нашем распоряжении сорок минут…
И лишь тут Леон Георгиевич заметил меня. Мучительное раздумье на секунду прошло по его лицу, он, наверно, задавался вопросом: что я слышал, что знаю? Но, несмотря на то что все внутри у меня дрожало от страха, я постарался смотреть спокойно. И, думается, мне удалось обмануть Леона Георгиевича; он кивнул приветливо и торопливо:
— Слышал, Гиви? Собирайся.
А какие у меня сборы? Приехал я налегке, не взяв с собой ни работы, ни книг, ни альбома для рисования. Я вышел на крыльцо, сел на верхней ступеньке и подумал: до чего же много событий вместила пролетевшая неделя! Кажется, как недавно это было: фаэтон поворачивал за угол и Ли оглядывалась на меня в последний раз. «В последний?! — в страхе переспросил я себя. — А может, и правда то был последний ее взгляд, обращенный ко мне?»