Выбрать главу

Человеческих шагов не хватит, чтобы обойти луну по кругу. Небо затянуто чёрным бархатом ночи, небо порвано редкими дырами звёзд. Небо светится голубою планетой, тени выбрались, чтобы оставить следы. Дно лунного моря ничуть не лучше земного, только оно не обласкано ледяной водой. Я тону в этом море, на теле луны, я потерян на луне, я внутри и снаружи, луна – это глаз её.

Она говорит мне какие-то слова, она смотрит мне в глаза, а я потерян в блеске её луны. Она потеряла в сражении с жизнью свой восхитительный глаз. Она сейчас одноглаза, она мне что-то говорит, она меня всё в чём-то уверяет, слова её всегда сводятся к одному.

Она получила серьёзную психологическую травму, когда ей выкололи глаз. Я знаю, что сделал это, какой-то бывший её бойфренд, лет пять или около того, назад. Забавно, как раз тогда, когда я бросил эту гадкую свою привычку – курить, глотать бессмысленную смерть от дыма. С тех пор она так осторожна, она не может доверять мужчинам, она, наверное, уж никому не может доверять! Я много месяцев ухаживал за ней, ловил её нечастые улыбки, и всё желал увидеть блеск её красивых глаз, что скрыты под очками чернотой. Она всегда почти, ходила в тёмных очках, лишь изредка снимая их, чтобы смотреть на звёзды. Она стеснялась выколотого глаза. Я слышал, что потерявшие один глаз люди, мир видят несколько иначе, а некоторые могут даже не узнавать друзей.

Я встретился с ней в первый раз на выставке, куда попал случайно, спасаясь от метели, что внутри себя. Да, это было в феврале, в последних числах, тогда был снег и холод заставлял заворачивать в каждую дверь. И вот за одною из этих дверей была та самая выставка обнажённого фото. Я внутрь попал, оставив в кассе пару смятых одинаковых купюр, оттаял, стал смотреть на фото.

Она была одета в тёмно-зелёный длинный, грубой вязки свитер, с воротом почти до носа, на котором красовались тёмные очки. Она смотрела на фотографии красивых полуобнажённых женщин, держала руки за спиной, сцепив и перепутав пальцы. Я подошёл к ней, стоя за спиной, пытался я вообразить, что может видеть девушка в красивых полуобнажённых женщинах, в изгибах юных и не очень тел… Я встал потом с ней рядом и долго-долго я рассматривал ту фотографию. На ней была цыганка, в цветастом платье с длинной кружевною юбкой, одной рукой, в порыве страсти, к неведомому нам барону, цыганка левою рукой срывала платья лиф, представив нам едва открывшийся коричневый сосок. Я думал всяческую чушь о груди, о платье, о фигуре, когда внезапно, как из глубины тумана, вдруг я услышал голос.

– 

Заметили, у них у всех такие выразительные глазки. – Она сказала это с какою-то нечеловеческой тоской, что стало стыдно и смешно от всех моих предположений.

И я всмотрелся в их глаза. Она была права чертовски! Прекрасная работа модели отличается не чистотою и естественностью принятой ей позы, а искренностью и огнём в глазах. Она поправила очки и перешла к другой работе, где девушка в чёрно-белом мире, смотрела, как уходит вдаль корабль, корабль с парусами цвета крови. И, я пошёл за нею попятам, мы так, тандемом, чуть ли не синхронно, переходили от одной фотоработы к другой, она чуть раньше, а я потом. И мы смотрели им в глаза, она с какой-то тайной, а я с новым открытием, с новым видением, с эхом её голоса в ушах. Когда мы выходили, я пригласил её в кафе и получил согласие, хотя почти и не надеялся на это.

И даже в полутьме кафешки, она не сняла очки, она так и смотрела на меня, сквозь тёмные стёкла, плотно прилегавшие к её незагорелой коже. Так завязалась наша страсть.

Она по-прежнему мечтает, она всё так же говорит мне что-то о своём, о прекрасном, о странных мечтах и о том, что мир – это сон сумасшедшего, который однажды проснётся, протрёт глаза и, всё в этой вселенной будет вдруг по новой. Она всё так же не отпускает меня из лунного плена своего колдовского взгляда, такого, словно я тот самый человек, что потерялся на Луне.

А после были снова выставки и вернисажи, походы в театр и кино, на Ретро-Дискотеки. Мы вплетались друг в друга, она в меня, а я в неё, за ширмою солнцезащитных, оборонительных очков. Однажды я их попытался снять, желая видеть правду в её неведомых доселе мне глазах, аккуратно и без слов. Она остановила мои руки, ответила мне, что всему своё время и скоро, может быть, оно настанет, и мы поцеловались в первый раз. Так глубоко. Так жарко, словно за стенами не конец апреля, а уже июль! Зачем же я всё это вспоминаю?

Тогда была такая же почти что, ночь. Мы сидели на крыше и смотрели на звёздное небо. Звёзд было мало, ночь была белая. Она вдруг сказала, что нужно когда-то делать шаги, шаги поворотные, непростые и даже быть может, такие, которые делать не стоит. Она повернулась ко мне и сняла свои верные солнцезащитные очки. И я был поражён. Я провалился в глубину вселенной, её единственный, такой прекрасный глаз был как вместилище всего. Он и сверкал, и окутывал тьмой, и рвал на части целое и в космосе терял любые души. И я не заметил того, что второго нет глаза, как не замечаю это и теперь.