С другой стороны, если бы теория единого авторства Даллеса соответствовала действительности, контрпропаганда 1970-х гг. взяла бы книгу Стивена на вооружение. Сюжет мог бы вылиться в новую многосерийную психологическую драму Юлиана Семёнова (зацикленного на Даллесе) с трагической фигурой Ноэля Филда а-ля профессор Плейшнер.
Но увы, во-первых, красивый концепт, построенный на нескольких личных свидетельствах, не соответствовал действительности. Трайчо Костев действительно имел дело с окружением Тито. Гомулка не имел к нему никакого отношения, зато был терпим к верующему большинству. Дело Сланского было фактически несколькими делами, искусственно связанными в одно по инициативе окружения Готвальда, который в итоге действительно воспользовался и компроматом ЦРУ, и собственными данными об израильских связях группы Сланского — в момент, когда Сталин был заведомо в конфликте с правительством Бен-Гуриона, которое предпочло США в качестве союзника.
Неряшливая книга Стивена вскользь упоминает о расхождении Сталина с Бен-Гурионом, но умалчивает о том, что именно противоборство с Англией стало мотивом для признания Израиля. (Жорес Александрович Медведев потом распишет этот сюжет подробно, вместе с сюжетом о миссии Михоэлса и его сплетнях. К сожалению, в его добросовестном анализе бэкграунда этих сюжетов не хватает одного эпизода — физической ликвидации в Тель-Авиве почти всей советской агентурной сети накануне первых выборов в кнессет, которую исполнила, как утверждалось, американская «спецбригада», присланная Меиром Лански.)
Неряшливая книга Стивена игнорирует и более важную причину послевоенной геополитической напряжённости — стремление Сталина вернуть России контроль над Босфором и Дарданеллами и всемерное противодействие Лондона этим планам.
Раскол Союза коммунистов Югославии в момент образования Коминформа и долгие попытки Сталина до разрыва с Тито уговорить его отказаться от британского патронажа, добросовестно отражены в книге Предрага Миличевича «Осторожно — ревизионизм» (2001), где опубликована эта неофициальная переписка (26).
Известно, что Даллес действительно был в восторге от «дел, которые натворил» Йожеф Швятло (Флейшхарб), используя Филда в качестве «меченого атома». Более того, он мог приписать себе по карьерным соображениям конфликты сразу в нескольких компартиях, сказавшиеся на экономике советских сателлитов. Однако, во-первых, самый серьёзный экономический удар по Венгрии нанес не Даллес, а Хрущёв, сместив Ракоши (при котором объём промышленного производства по сравнению с уровнем 1938 г. утроился). И в лице того же Хрущёва советское руководство потеряло авторитет в Польше. Но не потому, что он отступил перед переизбранным польским ЦК, избравшим генсеком реабилитированного Гомулку.
Даже если в Москве, как считает Стивен, «прокуковали» избрание Гомулки и из-за этого были вынуждены стерпеть и освобождение кардинала Стефана Вышинского, это не объясняет «толерантности» Москвы к судебным процессам против вышеназванных кадров МОБ Польши. Теория Стивена совершенно не объясняет, почему кардиналу в 1950 г. было разрешено возвратить католической церкви собственность, и почему в заключении он оказался в 1953 г. Именно после смерти Сталина польские чекисты-евреи при правлении Болеслава Берута (Рутковского), «распоясались» и обрушили на духовенство всю тяжесть карательной машины. Мотивы этого решения скрыла остающаяся «загадочной» смерть Берута в Москве 12 марта 1956 г., после открытого Микояном XX съезда.
После распада СССР и последующего обнародования многих архивных документов того времени в Великобритании и США вышел в свет целый ряд серьёзных исследований, посвящённых политическим кризисам в странах Восточной Европы. В частности, в 2004 г. в Нью-Йорке опубликована книга Джоанны Гренвилл «Первая косточка домино: Международное принятие решений в период венгерского кризиса» (27). В ней подробно описаны и планы Лондона и Вашингтона по сдерживанию влияния СССР в Восточной Европе, и внутриполитические события, предшествовавшие политическим кризисам в Венгрии и Польше. Автор специально приводит слова Дж. Карлейля о том, что описание любых внутриполитических событий искажается, если не принимать во внимание общемировой контекст.