Я не могла отвести от него глаз.
Когда я подошла ближе, он не поднял голову и даже не попытался поймать мой взгляд. Зеф с тщательностью и аккуратностью хирурга готовил слегка вымоченные в маринаде и тщательно разложенные на гриле креветки, салат и овощи.
– Ты на меня пялишься?
Меня как будто окатили холодной водой. Я вспыхнула и чуть не выронила пиво. Однако ничего не ответила. Просто не сумела. Мой взгляд так и остался прикованным к контурам его подбородка, к линиям фигуры.
– Если ты не в восторге от креветок, могу приготовить что-нибудь другое, – с улыбкой предложил Зеф.
И тогда наши взгляды встретились. Он посмотрел на меня. По-настоящему посмотрел, с такой же сосредоточенностью, как смотрел на еду. Как будто я что-то для него значила. Как будто уже была ему небезразлична.
Он дал мне тарелку, и во время еды я будто ощутила его вкус. Креветки, соль и море.
Пока он готовил, мы разговорились и проболтали далеко за полночь. Позже, за пивом и вымоченными в роме фруктами, Зеф поведал мне о том, что случилось с его работой, с рестораном. Как его жизнь и карьера покатились под откос.
Он тихим голосом рассказал, как пришел однажды утром и обнаружил, что на двери ресторана сменили замки, и в этот момент его подловили папарацци, а статья в газете разрушила его жизнь.
Я увидела в нем те же крайности, что жили во мне. Взлеты и падения, а между ними просто попытки держаться на плаву, чтобы двигаться дальше.
После его откровенности мне захотелось сделать то же самое. Когда знаешь, что кто-то уже коснулся дна, легче признаться ему, каково было тебе в такой же момент.
И я рассказала то, чего не говорила никому. Про маму и папу. Про карты.
В тот вечер я пришла с компанией знакомых, но за несколько часов все они исчезли. Я видела только его – глаза, татуировки, темный ежик волос.
В какой-то момент кто-то отвел меня в сторону и объяснил, кто он и чем знаменит.
Я почти не слушала. Для меня существовали уже только мы с ним. Я и он. Мы вдвоем, наши миры столкнулись.
– Это было предначертано, – заявил он мне той же ночью, и я согласилась.
Не потому, что уже в это верила, а потому что верил он. Я никогда такого не чувствовала. Что кто-то смотрит на меня и не видит ее.
– Я люблю тебя, ты ведь это знаешь?
Голос Зефа выдергивает меня в настоящее.
Я киваю, и он мягко толкает меня на постель. Когда он задирает мою футболку, обнажая живот, я ощущаю знакомое напряжение где-то внутри. Зеф обхватывает меня за талию, кладя большой палец на пупок, и слегка нажимает, пока не проступают контуры ребер.
Он нежно целует каждое сухими и прохладными губами. Я вдыхаю запах его кожи. Острый и соленый. Запах моря.
Первые два поцелуя я чувствую, а остальные как в тумане, и когда Зеф перемещает голову ниже, в животе образуется пустота. Я опускаю веки, и Зеф тянется вверх, ласкает мою щеку пальцем. А потом целует в губы.
С силой. Жадно.
Внутри что-то размягчается.
Все слова, с годами превратившиеся в камень, становятся жесткими и уродливыми.
«Ты похожа на мать. Монстр. Убийца».
Я помню первый раз, когда он поцеловал меня вот так, глядя с широко открытыми глазами. Никто прежде так не делал. Не смотрел на меня так, будто я ответ на вопросы. Это произошло на нашем втором настоящем свидании, на скальной стенке в Лигурии, которую я впервые пыталась преодолеть.
Сначала Зеф велел мне просто прикоснуться к скале. Не таращиться вверх или вниз. Сосредоточиться исключительно на стенке перед собой.
«Именно так я делаю, когда готовлю, – сказал он. – Если я начну думать о том, что придется работать весь вечер и сколько может возникнуть проблем… плохие отзывы, отвратные посетители, анафилактический шок… меня просто парализует. Поэтому вперед я двигаюсь постепенно, шаг за шагом. Переставляю одну ногу за другой».
Я до сих пор ощущаю эту скалу под ладонями, теплую от последних солнечных лучей, и тонкий слой мела на пальцах. Я поднялась невысоко, футов на пятнадцать-двадцать, но не боялась. Зеф в меня верил, и я тоже поверила.
После первого восхождения Зеф прижал меня к скальной стенке и целовал так, словно был не в силах остановиться. Хотя он останавливался, и часто. Проверял, все ли со мной в порядке, а потом начинал снова. Его губы скользили по моим, как будто он что-то искал.
Я кому-то нужна. Я кому-то нужна. Вопреки всему, я кому-то нужна.
И он тоже мне нужен. Нужен целиком.
Позже, когда он засыпает, я лежу с пересохшими, исцарапанными губами.
Через несколько минут я высвобождаюсь из объятий Зефа и вылезаю из постели. Но через пару шагов спотыкаюсь, и рука ударяется о висящую над кроватью полку.