В детстве я часами изучала их, перекатывая на языке географические названия, прорабатывая в голове топографию, но со временем поняла, что, рассказывая о конкретном месте, карты ничего не говорят о ней самой, о том, что она там делала, где ела, танцевала, кого любила. Что воспламеняло ее сердце.
Поэтому на мамин день рождения я решила нарисовать карту нашего города – тех мест, где мы оставили частичку своей души.
Это были не больницы или гаражи, а булочная, в которую мы с мамой заходили, пока Пенн играл в крикет. Дом бабушки и дедушки, где в играх и веселом смехе оживало Рождество. Пляж, где я училась плавать и куда пришла, чтобы в последний раз нормально поговорить с мамой. Даже сейчас, когда я вспоминаю это место, те слова проплывают над головой, как звезды.
Больше всего мне нравится рисовать с друзьями карты для них. Карта многое раскрывает о том, кто они такие, что ценят. Хотя большинство людей переезжают по практическим соображениям – ради экономии, поближе к работе, – на их картах оказываются места, которые западают в душу и заставляют чувствовать себя живыми. Бесплатно.
Работа редко появляется на картах, даже у тех, кто говорит, что живет ради нее. Вместо этого люди рисуют родительский дом, спортзал, ставший единственным контактом с внешним миром после смерти партнера, или парк, где по пятницам они обсуждают последние сплетни с друзьями.
Зеф по-прежнему рассматривает карту.
– Почти доделала?
– Да, осталось всего несколько точек. Я покажу ее Пенну в выходные, посмотрим, вдруг он еще что добавит.
Зеф отодвигает тарелку.
– Значит, раз ты почти закончила, то начнешь работать над книгой?
В его голосе я улавливаю напряжение. Зеф имеет в виду кулинарную книгу. Роскошная еда для трейлеров и уличных ларьков. Блюда, которые можно приготовить на двухконфорочной плите. Это совместный проект – его рецепты и мои иллюстрации.
– Конечно. – Я отрываю кусок от последнего блинчика и макаю его в подливу. – Ты что-то изменил? Добавил больше чеснока?
Я окунаю в подливу вилку и тщательно смакую вкус.
По тарелке предупреждающе клацает нож.
Я каменею.
– Изменил? Ты что-то изменил? – передразнивает он, а потом встает и хватает тарелку. – Что-то не так, верно?
Время замедляется. Я вдруг отчетливо осознаю все происходящее: пульсирующую в виске горячую кровь, острый угол его опущенной к полу тарелки, водянистые ржавые струйки подливы, которые капают с фарфора.
Я осознаю свою мельчайшую мимику, как будто правильное выражение лица может повлиять на то, что сейчас произойдет.
– Если тебе не нравится, ты знаешь, что делать…
Он жестом показывает, как выбрасывает еду из трейлера, и одновременно на его губах застывает кривая улыбка, а взгляд мечется между мной и морем за окном.
Я продолжаю возню с вилкой, а потом жую. Стараюсь не встречаться с ним глазами. Только не сейчас. Если ничего не говорить, слова не будут неверно истолкованы.
Зеф качает головой и отходит, а я думаю: «Вот что тебе нравится – когда у людей все внутри горит».
Таков он, результат его страсти. Страсти, для которой пока нет выхода.
Он придумал отличную идею для книги. Она взлетит. Он постоянно твердит эту фразу: «Мы взлетим, Кир. Наши отношения, книга – все это взлетит».
2
Элин
Португалия, национальный парк,
октябрь 2021 года
– Мы уже близко?
Элин Уорнер останавливается на тропе и осматривает узкий извилистый путь к вершине.
– Ага, отсюда как раз видны трейлеры. – Ее брат Айзек поднимает руку и показывает. – Вон там, справа, за деревьями.
Следуя за его взглядом, Элин прищуривается. Сначала трейлеры «Эйрстрим» трудно различить с холма, их накрывает тень, но, когда освещение меняется, она замечает, как солнце отражается от металлического бока.
– Дай угадаю, наверняка оттуда открывается лучший здесь вид.
– Лучший в мире.
Здесь, на семистах тысячах квадратных метров португальского национального парка, раскинувшегося на четырех гранитных массивах, ей нравится все: и обширные леса из сосен и дубов, и долины, и крутые склоны, которые поднимаются к впечатляющим скалистым вершинам. Красиво, но пугающе.
Огромный непокоренный массив. С каждым шагом, с каждым поворотом парк раскрывается все больше – новая территория, новые леса и горы, повторяющие, словно эхо, самих себя. Такие масштабы всегда пугали Элин. Настолько огромное пространство, что отдельные детали исчезают, заметна только массивность.
Мысли возвращаются к рассказам Айзека о пропавших здесь людях. Нетрудно представить, как они бесследно исчезают в глубинах парка.