Цикалиоти не стал храбриться. Тоже принял предложение.
Тигран посмотрел на меня.
— Поспи, — улыбнулся он. — Поспи. Сейчас уже не нужно думать о нас с тобой. Не нужно печалиться. Мы уже попрощались. Сейчас нужно думать о сестре и племяннике.
Я сразу успокоился, услышав такой простой и, в то же время, удивительный довод мудрого старика. И принял тот факт, что больше никогда я Тиграна не увижу. Заснул.
…Тигран и Фалилей подняли всех около четырех ночи — в час, когда самый беспокойный не может не сомкнуть глаз. Минут десять мы потратили на кофе, нас взбодривший и окончательно разбудивший. Еще пять минут ушло на повторение плана. Все точно знали свои действия. Здесь сюрпризов не должно было быть. Тигран пожелал нам удачи. Мы нырнули, как тати в ночи, в лунный свет от яркого полумесяца в черном небе.
Быстрым шагом дошли до той части хана, которая тремя выступами, напоминавшими чуть раздвинутые меха гармошки, выходила на безлюдный пустырь. В торце первого из выступов на среднем этаже было окно Марии. Этот архитектурный изыск нависал над улицей, покоясь на фигурных каменных кронштейнах: здесь наверх не заберешься.
Отошел чуть в сторону, чтобы вспомнить, где был прошлый спуск с крыши. Отец Варфоломей, Фалилей и Цикалиоти остались ждать под окном.
Спенсеру предстояло, как я выразился, ходить вокруг по периметру, предупреждая о любой опасности. В общем, красиво завуалировал весьма обыденную и заурядную роль человека, стоящего на шухере. Но Спенсер, как и все мы, был сейчас под таким воздействием адреналина, что не придавал значения чинам и рангам, и, тем более, не задумывался над своей, граничащей с оскорблением, ролью в этой операции. Одним словом, зауряд-офицер в армии Косты. Даже не знаю, есть ли уже такой чин в русской армии?
Боже, какая ерунда в голову лезет!
Я взял веревку, сложенную во внушительную связку, перекинул через голову на манер шинели-скатки, приготовился лезть на крышу. Сердце стучало ровно, ноги-руки не дрожали. Сперва дело, переживать буду потом. Переживать будем, когда алмаз добудем!
Путь мне был знаком. (Ах! Малика, Малика!) Фалилей встал у стены и уперся руками, студент подсадил — и вот я уже на плечах абиссинца, цепляюсь за подоконник того самого темного окна, что открыло мне вход к моей царице. Не дал мыслям-предателям сбить сосредоточенность, отгоняя воспоминания об ее изумрудных глазах, и стал повторять свой маршрут по стене в обратной последовательности.
Вид плоской крыши с куполами был знаком не меньше. Купола порадовали меня еще раз тем, что закрывали от чужих глаз довольно значительный сектор. Но больше всего меня сейчас вдохновляли торчащие по всей крыше дымоходы — железные трубы, обложенные круглым гладким камнем. Одна из таких труб — рядом с краем того торца, где было окно Марии. Не будь этой трубы, исполнить задуманное было бы в разы сложнее.
Я перекинул веревку через трубу, сбросил оба конца вниз. За один конец схватился Фалилей, за другой — Цикалиоти и отец Варфоломей. Крепко натянули, подергали: труба не шелохнулась. Лунного света хватало, чтобы увидеть, как Дмитрий кивнул мне, подтвердив, что они держат веревку крепко и я могу не бояться начинать спуск.
Я заскользил вниз, тихо шурша подошвами по стене. Затормозил напротив окна Марии. Осторожно постучал.
Тут же в комнате загорелся тусклым светом фонарь. За стеклом появилось лицо Марии. Обрадовалась мне. Кивнула, что все в порядке. После чего открыла окно и внешнюю решетку: к счастью, у последней были предусмотрены петли.
Я тихо спрыгнул в комнату.
С полминуты мы с сестрой стояли, замерев. Я огляделся. И Умут-ага в своей постели, и Янис, уже одетый, спали, никак не отреагировав на те, пусть и негромкие, звуки, с которыми я проник в комнату. Я успокоился. Сестра сделала шаг ко мне. Мы обнялись.
— Не волнуйся. — шепнула она мне. — И муж, и сын всегда спят очень крепко. А с твоим зельем проспят до обеда. И служанки.
— Хоть из пушки стреляй? — улыбнулся я.
— Да, хоть, из десяти и прямо над ухом! — успокоила меня Мария.
— Хорошо. Тогда начнем. Давай Яниса.
Сестра нежно обхватила сына. Подняла на руки.
Я выглянул из окна. Кивнул друзьям. Отец Варфоломей и Цикалиоти отпустили свой конец веревки. Цикалиоти тут же присоединился к Фалилею.
Я поднял свободный конец веревки в комнату. Мария с Янисом на руках уже стояла рядом. Я пару раз обвязал веревкой ребенка. Кивнул Марии. Она поцеловала сына, подошла к окну, с испугом посмотрела сначала вниз, потом на меня.
— Не бойся. — успокоил я сестру. — Я крепко держу!