Кроме нее довольствоваться приходилось еще и внучатым племянником, которого уж, наверное, запомнили еще с прошлой Пасхальной традиции. Воспевать Бога на станции метро перед десятком террористов и даже одной смертницей мог только этот малодушный долбень! Нет, лучше уж быть пасечником.
Я всегда начинал с самых низов. От работника-одиночки до высшего начальника управления.
В университете я прошел все касты по порядку. Начиная с неприметного студента, сквозь рок-группы активных правых, заканчивая мачо, что женились на местных принцессах. Я дошел до ручки. Переходил к следующей. После завершающего этапа, люди и превозносили, и ненавидели меня.
Не стоит усилий добиться цели: на это просто нужно время. Я не ходил воевать, потому что сразу же женился на женщине из многодетной семьи, о чем впоследствии и пожалел. И дело не в том, что я ее не любил.
Я думаю, что нет ничего, кроме любви. Иначе - мы бы не выжили. Нас бы сожрали динозавры, или подорвало метеоритом. Почему этого не случилось до сих пор? Я знаю, настоящая любовь, то, что подразумевает под собой это слово, сама идея любви бесконечна, и она не вкладывается в индивидуального человека. Этого мало.
Эта всепоглощающая идея больше нас и больше мира, потому что она - внутри. Не вне. А то, что внутри всегда больше. Необъятнее. Идея только в том, что она отражает нас самих. Зеркала повсюду. Они на нас смотрят даже, когда мы спим. Особенно, когда мы спим. Нам нужно забыть напрочь о ком-то и источать добро. Только так мы сможем выжить. Только открыв в себе бесов, мы ощутим добро. Только приняв в себе самых страшных демонов, мы станем добрыми.
И верно говорил Фауст. И верно то, что благими намерениями... Невозможно стать великим, не изуродовав себя. Только делать это нужно осторожно, без наживных ранений ... и с душой... Противиться злости не выход. Она - часть самосознания и бытия человеческого рассудка. Ее стоит принять и поблагодарить: если бы мы не злились, мы бы не выжили, и тот самый метеорит стер нас всех с лица земного шара. Злость - лучший мотиватор, двигатель осознания, а доброта - его топливо. Может поэтому мой отец был настолько жесток?
Родители - вообще очень жестокий народ. В воспитании нет ничего трудного, если этим заниматься. Но все предки являются людьми, в большей мере. И каждый зациклен на себе. Я уважаю своих родителей: из них я взрастил сам себя. Но неужто так надобно быть рядом? Я не смог. И пусть я каждый день посылал им незримые потоки энергий, чувственные желания добра и любви, быть с ними я уже не был в силах.
Нет. Я не вырос: для роста необходима система, которую нужно было еще придумать
Мне просто было невыносимо видеть их каждый день. Словно кусками купленной ими одежды для меня, мать отрывала от меня артерии души моей. Но моя мама была хорошей. Просто лучшей женщиной. Так тонко чувствовать людей, и иногда так жестоко обращаться с ними. Только она так умела.
Отец же - бывалый солдат. Ученый. Философ. Монах. И просто редкий подонок. Все виды гениальных лиц в одном обличье. Бог принял меня в его объятиях. Очень жесток, но только в силу своей мужественности и высокого интеллекта. И, что главное, врожденной гнусности.
Да, никто его не выносил, по сути. Ни она, ни я, уж тем более. Хотя на деле, они могли бы быть властными лидерами какой-нибудь масонской ложи. Это без проблем, я думаю. Но моя матушка умерла. И не от того, что не выдержала выходок мужа, а по чистой и, как это бывает, глупейшей случайности. Как обычно, не обращая внимания на дорогу, но переходя в этот раз по пешеходному переходу, налетел черный джип с пьяными угарными подонками. Откуда у моего отца золотая бумага и банкноты в заднице? Моральный ущерб. Интересно, что в законодательстве ущерб возмещается зелеными бумажками, а не ответным «зуб за зуб». Хотя было бы даже от этого проще...
Любая даже наиболее несносная боль прекращает быть жестокой только в тот момент, когда объект ее ярости соглашается принимать это в качестве целительной пилюли, скажем, по утрам за чашкой кофе. В таком случае, абсолютный тонус мышц удерживается, а сердечные сосуды не переполняются излишками вредных жидкостей, что столь часто закупоривают систему любого живого организма. Тело принимает физический груз как свой собственный, а сердечные приступы могут смело уходить на второй план. Боль становится частью человека и больше ему ничего не страшно, потому что самовольно отказался от пререканий, что зачастую, и есть столь болезненны.
Я больше не страдаю. Не имеет значения, что ты ешь, слушаешь или читаешь. Важно, кто ты и кем ты стал. Моей духовности нет предела в моем теле, и она ищет выход через всевозможные дыры. Такой дырой есть моя любимая женщина. Поэтому мы и вместе.