На этот год предвещали могучие сборы. Мы с сестрой, для которой детским велосипедом был мой мотобайк, один из тех тяжеловесных настоящих «харлеев», что развивают скорость до ста миль в час по 66-ому шоссе с отзвуком в три округа, собирались оторваться на погонах в этот сезон.
Сказать, что она была ребенком, я не могу, хотя привлекать внимание окружающих нравилось. Не потому, что она женщина, самка, больше из-за того, что никто не воспринимал ее всерьез. Да что тут воспринимать-то? Гореть мечтами можно, но для этого еще нужно что-то делать, а не красть мои вещи, пытаясь выехать в другой штат. Однажды, помню, пару дней ее не было. Ничего - вернулась, когда деньги закончились. Да еще и с таким видом, мол, все как обычно. Несмотря на глупость, ее капризы мне нравились.
Женщины. Дети. Мужланы не владеют такой оптимистической дуростью, которая, к тому же, еще и выглядит достаточно забавно и ни капельки не глупо. Мне почти сорок, и я дурак. Возможно, глупее моей сестры, раз почти обанкротился в этом сраном Массачусетсе. А потом мы переехали. Техас.
Мы с Билли зачастую засиживались за бокальчиком, когда сестрица угоняла моего зверя на прокатку. После - я дико орал, но главное, что она всегда возвращалась. И с продуктами.
- Так че - у него-то был наполовину пуст или наполовину полон? - прищурив немного правый глаз, чтобы лучше читать следующий вопрос теста, спрашивает меня уже поддатый соседский паренек.
- Ну-с, я тебе так скажу, Билли.
- Ну?
- Смотри, стоит наполненный стакан, так? Но этот мудак не мог просто так позволить себе утолить собственную жажду. Вот какая была его теория.
- Хм, и че он сдох от обезвоживания? - удивленно посмотрев на меня, выдвинул Билли, - я думал, он повесился на своем ранчо...
- Ну это да, но в теории, если говорить о пессимизме, ему, понимаешь ли, нужно было вылить жидкость, выбросить треснувший стакан, и только после этого уже понять, что ему действительно нужно было сперва напиться.
- Ааа, так какой же это пессимизм, это хрень какая-то, - вскипел от негодования Билли, - еще никогда не видел, чтобы кто-то отказывался от выпивки...
- Угу, а особенно, если после он в потугах еще большей жажды начнет искать, где же все-таки выпить...
- Так вот от этого у него крышу-то и снесло, - спокойно сказал Билли, про себя размышляя, где же можно сегодня окончательно надраться.
5.
...Вместо подпитки использовать сухие корни. Мольба о потустороннем не работает в существующей реальности, она только мешает ей. Казалось, все закончится и дальше уже не будет. Иссякают противостояния. Исчезает согласованность. Тают черные угли бессмертия. А белые кисти все сильнее погружаются в грязь могил, утопая в вязкой смоле нераскрытых убийств, где грешнику уже никогда не найдется места. Земля забирает мораль. Нечего больше боятся, если становишься одним из них. Тех, кто не принадлежит рассудку. Тех, кто не источает ауру оплошности или сомнения. Хорошо стать мертвым. Особенно, мертвым - в мире живых.
Ступаешь на ступень, а она - не колышется, не сходит больше с петель. Любая из них теперь доступна. Но только недоступным становишься ты сам. Нет слабости, нет угрызений. Пустота наполняет. Сквозь нее нельзя услышать, увидеть, ощутить. Бесчисленное количество времени уходит на то, чтобы перехитрить ничто. И возродится. В малыше, в маленьком сверстке двух несчастных биологических клеточек. Высовываешь свой нос из яда сплошной гармонии, где веками не было ни Бога, ни Сатаны. И вдыхаешь. Орешь. Барахтаешься. Ощущаешь. Что может быть прекрасней боли раскрывшегося легкого при первом вдохе испорченного человеком кислорода?
Земля была черной и вязкой. Словно легкий весенний дождь не просто увлажнял ее, но бросался лицом в темень из жидких слоев азота. Смеркалось.
Первая выходка бронетранспортёров увенчалась практическим успехом. Они обогнули дугой внешнюю ограду нашей наемной первой линии, точнее сказать, съестного мяса первопроходящих слабых мудаков, и начали бомбить изнутри. Хитро. По итогу должны были уцелеть только слабые. Ненужные потроха. Избранные обязаны погибнуть. Это был первый урок, что я усвоил на поле боя...
Даже Кеннеди морщился в зеркале
На поле
Продолжительное время современников не удовлетворял тот факт, что в Древнем Мире договаривались о войне пред тысячным народом, прямо разглагольствуя об истинных целях в лицо государству-противнику. Таким же образом, напрямую, по сценическому сюжету, укладывался и мир меж странами. По истечению нескольких тысяч лет излишками стали закрытость и удобство. Бумаг больше, суета хуже. Речь помрачнела, сконфузилась и ссохлась. Никто уже не говорит от себя высокими фразами, услышанными от могучих предков Запада, никто не смотрит в лицо ни противнику, ни брату. Экраны забрали лидеров, а мониторы подарили богов.