Мерлин помоги.
Гермиона увидела, как в небе гигантская змея медленно выползала из черепа, извиваясь всем телом.
— Здравствуй, грязнокровка, — Мужчина возник прямо за её спиной и, схватив за руку, потянул на себя. Гермиона за годы практики научилась моментально реагировать. Выпустив в мужчину Остолбеней, а затем, крепко схватив его за запястье, она трансгрессировала.
— Он ваш, — Гермиона передала нападавшего страже.
Делом Энрике Ферраса, пожирателя смерти, прибывшего когда-то служить Волдеморту, занимался Дуглас. Гермиона и подумать не могла, что ей удастся задержать его, тем более, по случайности. Но было ли это случайностью? Почему Феррас оказался на кладбище в то время, когда она была там? К тому же он знал, на кого напал.
Кажется, я перевыполняю план и заслужила отпуск.
4
Гермиона шла по тускло освещённому коридору; некоторые лампы мигали, издавая раздражающий треск. День за днем она проделывала этот путь от своего кабинета до камеры Долохова. Антонин привычно занимался двумя вещами: смотрел на бушующий океан сквозь крохотное окно или сидел, размышляя над смыслом бытия. По крайней мере, так он сказал ей, когда она впервые посетила его.
— Размышляю о главном, Грейнджер, не мешай, — и отмахнулся от неё точно от жужжащей у самого уха назойливой мухи.
Сегодня она должна была-таки вывести его на конструктивный диалог. Долохов должен признать свою вину по двум статьям, но он до последнего делал всё возможное, чтобы оттянуть этот момент, даже свидание с дементором его ничуть не сломило. Причину он, естественно, не называл. У Гермионы успело сложиться впечатление, что он делает это нарочно, чтобы она чаще приходила к нему. Зачем ему это? На это ответа не было, похоже, и у самого Антонина.
Сегодня я точно узнаю то, что нужно.
Гермиона провела в его камере около часа, задавая вопросы. Долохов выборочно отвечал на некоторые, но в какой-то момент махнул рукой в сторону окна, перебивая Гермиону:
— Я задубел здесь из-за этого окошка, — он пнул старый матрас, срывая на нём своё негодование. — а всему причина — проклятый океан.
— Свидетелем по тому делу пройдёт Эндрю Смит, — продолжила Гермиона, не обращая внимание на пожирателя, который яростно приложился кулаком о каменную кладку стены.
— Замолчи хоть на минуту!
Она замолчала и наконец посмотрела на него. Кулак Долохова был разбит в кровь, яркие капли падали на пол.
— Позвать колдомедика?
— Нет, — он слизал каплю крови, стекающую по пальцу. — Расскажи о себе.
— Это не относится к делу.
— Плевать, Грейнджер! Расскажи о своём детстве. Как тебе удалось стать подружкой небезызвестного Гарри Поттера? Захотелось искупаться в лучах его славы?
Наглость пожирателя, хоть и ставшая привычной, заставила Гермиону задохнуться от возмущения. Он говорил о её друге и при том выставил её в самом дурном свете.
— Да будет тебе известно, я не из тех, кому нужна чужая слава! Может у вас, пожирателей, это неотъемлемая часть сотрудничества, у нас же есть такие понятия, как дружба и честь!
— Честь? Так то, что ты спишь с Драко Малфоем, можно назвать делом чести? Люциус как-то обмолвился о ваших, хм, разногласиях.
— Ты перегибаешь палку, Долохов! — Гермиона поднялась со стула. — Тебя всё это не касается!
Он обошёл её и преградил собой путь к выходу из камеры.
— Я скучаю здесь. Я ведь привык к жизни роскошной: одна рука с бокалом горячительного, а другая сжимает хвост очаровательной ведьмы, которая, — Долохов блаженно сомкнул веки.
— Я не намерена слушать о том, как кто-то делает тебе минет!
— А ты и такие слова знаешь? Занятно, милая. Ну-ка, удиви меня ещё чем-нибудь.
— Допрос окончен.
Долохов не шелохнулся со своего места, явно не собираясь выпускать Грейнджер и оставаться в одиночестве. Гермиона вздернула руку, и кончик волшебной палочки упёрся в щёку пожирателя.
— Немедленно отойти на три шага в сторону, Долохов!
Он и не думал выполнять приказ Грейнджер, только фыркнул, прежде чем схватить её за талию и притянуть к себе. Стальные решётки за его спиной загремели, разрывая тишину. Он зарычал и потрескавшимися губами с силой впился поцелуем в губы Гермионы. Она чуть слышно простонала, а пожиратель продолжил нагло прижимать её к себе, сжимая пальцами хрупкие рёбра. Бедро упёрлось в его пах, и будь у Гермионы возможность сделать хотя бы полшага назад, она бы приложилась к нему коленом, от чего Долохов, наверняка, мгновенно отпустил бы её. Но пути отступления были перекрыты крепкими мужскими объятиями.