— Если бы ты только помнил...
— А ты никогда не думал, что отсутствие у меня этой самой памяти, играет тебе на руку? — перебил его я. — Ведь кто знает, стал бы я с тобой вообще сейчас разговаривать, помни я о том, кто ты на самом деле такой, и что нас связывало. Но я тебя не помню. Как не помню и его. Я уже совсем другой человек и не вижу никакого смысла относится к этому ребёнку хуже, чем к тебе. Считаешь себя лучше него, а? Он мне сегодня всю рубашку слезами залил, надеясь, что я его заберу куда-нибудь подальше от его ублюдочного отца. И знаешь ли, на меня это произвело куда более благоприятное впечатление, чем лицезрение твоих забав в Фомальгауте. Так что лучше тебе, блин, больше не говорить мне о том, какой он плохой и какой ты хороший.
Впечатленный собственной наглостью, я пытался отдышаться, глядя на Диса с опаской. Всё-таки сегодня свою сдержанность он оставил на Амальтее, потому мог решить, что после Чери самое время поучить вежливости меня. Но нет, единственный ребёнок, которому он охотно причинит боль — не я, а тот, что стоит за моей спиной.
— Если ты уже пожалел о том, что связался со мной, можешь оставить меня здесь и отправляться домой, — добавил я тише. — Никаких обид.
Десница отошел от меня на шаг и отвернулся. Вероятно, он задумался над моими последними словами всерьёз: мои капризы ему осточертели. Он просто не знал, на что подписывался, когда решил вытащить меня с Земли. Иметь дело с детьми в новинку для него.
Но когда я уже отчаялся услышать ответ, Дис, запустив пальцы в намокшие от снега волосы, пробормотал:
— Детские кафе, Рождество, горячий шоколад... И это ты меня обвиняешь в жестокости по отношению к нему? Вот увидишь, он тебе это ещё припомнит.
12 глава.
Кондитерской, в которую мы забрели, целиком и полностью завладел праздник. Главный зал был наполнен детским смехом, теплом и потрясающими ароматами. Арни, пусть и не проронил ни слова за всю дорогу, теперь прислушивался и принюхивался, раздираемый любопытством, поэтому я взял на себя роль его глаз и описал обстановку.
Здесь всё украшено гирляндами и венками с омелой. Столы в основном круглые, красные. В отдалении стоят квадратные, они составлены вместе, и за ними собралось несколько мамочек со своими малышами. Рядом с нами сидит влюбленная парочка. В дальнем углу, напротив входной двери, где поставлена рождественская ель, расположились еще двое голубков. С другой стороны от наряженной большими красными бантами ёлки уплетают кремовый десерт девочки-близнецы лет десяти. Их сюда привели бабушка с дедушкой, которые теперь уставились на нас, как на... как на мафиози, припёршихся в кондитерскую.
Да, что поделать, но мои спутники будут исправно привлекать внимание вне зависимости от места, которое решат почтить своим визитом. Что говорить об этом милом заведении, чью сентиментальность и сахарно-сопливую наивность оскорбляет их внешний вид. Увы, тут не найдётся никого, кто бы указал им на дверь или даже просто попросил сделать лица попроще.
Официанты стоят в сторонке, нервно друг с другом переговариваясь и кидая на нас несмелые взгляды, пока я изучаю меню. Я не решаюсь спросить, будут ли себе что-нибудь заказывать парни. Думаю, их терпения хватает лишь на то, чтобы сидеть смирно. Арни тоже молчит, но, кажется, в тепле, окруженный волшебными ароматами сладостей, он несколько отошёл и потому теперь беззаботно болтает ногами под столом.
В какой-то момент к нашему столу подходит самый смелый из местного обслуживающего персонала — полноватый, низкий паренёк, который представляется Мартином. Настоящий герой. От необходимости принимать у нас заказ он избавил здешних дам, взяв огонь на себя.
Я прошу принести несколько пирожных и две кружки горячего шоколада. Пока Мартин торопливо записывает, в кафе заходит супружеская пара, ведя за ручки мальчишку лет пяти. Они, не глядя, уже было направились в нашу сторону, дабы занять свободный столик, но в какой-то момент их сынок замирает как вкопанный, выпучив свои крохотные глаза на Диса. Спорю, таких больших, угрюмых, одетых сплошь в черное, беловолосых и красноглазых дядечек бедняжка не видел даже по телевизору. Когда мальчик внезапно разражается сильным плачем, и родители, изумлённые и пристыженные, пытаются его успокоить, Десница мучительно вздыхает, закрывая глаза. И в этот момент мне больше всего жалко не вопящего ребёнка, а своего заместителя: это место сводит его с ума.
Бедолага Мартин пытается убедить супругов остаться и перейти в другой зал, но те его не слушают, на бегу уверяя своего сынка в том, что 'это просто костюм такой. Как на Хэллоуин, понимаешь, солнышко?'