Очевидно, Ниридайл был в курсе каждого моего места работы и места жительства. Наверняка, глумился и потешался тому, в какие условия загонял меня, всё дальше и дальше в угол. Словно крысу. Выживая, выдавливая с Айнарона. А может, просто планомерно доводил до самоубийства?
И ещё я ужасно скучала по мальчишкам. Иногда обижалась на них: неужели двое взрослых мужчин не нашли даже маленькой возможности связаться со мной, попрощаться, хоть что-то сказать? Но тут же одёргивала себя: они были полностью зависимы от своего отца, от его всеподавляющего авторитета и воли. И он мог следить за ними так же, как за мной. Возможно, они и пытались выйти на связь, но попались и понесли наказание. А Ниридайл мог быть к ним ужасно суров. Мне часто приходилось защищать их.
Поначалу я тысячу раз жалела о том, что сотворила тогда, что не взяла деньги. И ровно столько же раз, была горда собой, горда как никогда, что не предала своё честное имя. Ллейр Каири был прав — чистая репутация была основным культурным столпом айнов, и отец воспитал меня именно так. Я могла безропотно слушаться мужа, могла быть кроткой и тихой, но не смогла предать себя. И в холодные дни, когда в моей комнате без отопления, я мерзла под одеялом из фольги, только эта мысль согревала меня.
Период жалости к себе сменялся апатией и полным равнодушием к дальнейшей судьбе, а затем вновь бурной мыслительной деятельностью. И так по кругу.
Как будто всего этого было не достаточно, однажды на складе, один из мехов, механических разгрузчиков, намотал мои волосы на свои огромные гидравлические шарниры, несмотря на то, что они были затянуты в пучок. Одна прядь выбилась, и падающему на меня меху этого хватило. Я чуть было не осталась без скальпа, но вовремя подскочивший работяга точным движением отрезал мои красивые и длинные волосы, которыми я всегда гордилась. Это спасло мне жизнь, но то, что осталось на голове теперь едва-едва собиралось в куцый неровный хвост.
— Дурёха, жива?
Я только кивала и сглатывала слёзы, глядя на то, как мех дожёвывает остатки моей шевелюры. С оставшихся волос машинное масло с дешёвыми примесями вымывалось целую неделю. В тот вечер, в своей комнате-камере я впервые после изгнания напилась, нарыдалась и стала снова смотреть в сторону космодрома.
Поначалу это и была первая мысль: устроиться на транспортник, получать хорошую зарплату и добраться каким-то образом до тетрарха, требуя справедливости и возмездия. Но этот план разбился мгновенно о непреодолимое препятствие: не просто отсутствие опыта нахождения в космосе, а полное отсутствие вообще любого опыта и навыков, которые могли бы там пригодиться. Ребята транспортных посудин, которые я планомерно обходила, добродушно смеялись над моими потугами, и я оставила эту идею. Но теперь всё больше думала о том, чтобы проникнуть на любой корабль, любой ценой.
Несколько дней назад я снова устроилась в бар. Его владелец — Лигар — был настоящим красавцем-неформалом, со странными белыми дредами, выбритыми висками и обильными темными татуировками на светлой коже. В Анар-Маате татуировки были не в чести, но его образ в купе с идеальным, точеным и всегда чуть насмешливым лицом плохого парня, сделали своё дело: каждый раз, когда он заговаривал со мной, я чувствовала, что краснею как ранделия. Космос, меня действительно тянуло к нему, и он прекрасно это понимал, каждый раз улыбаясь всё шире.
В те несколько дней, что я продержалась в его баре, перед сном, лёжа в кровати и изучая облупившуюся на потолке краску, я улыбалась, ощущая зарождающуюся в груди надежду. А вдруг у меня снова будут отношения? С настоящим, живым, теплым и благородным мужчиной? До этого я совсем не думала о другом мужчине, а сейчас обвилась вокруг подушки и крепко сжала её. Как же хотелось, как же хотелось снова почувствовать себя женщиной. На утро я решила быть с Лигаром менее скромной, постараться не краснеть и вообще, вести себя по-взрослому. Он мне нравился, я надеялась, что нравлюсь ему, — так может, у нас что-то получится? «И он тебя не уволит. Опять», — поддакнула рациональная часть моего мозга.
Я ошиблась. На следующий день он пришёл в бар только под вечер, осторожно прикоснулся к моему плечу, я обернулась и сразу всё поняла. Всё то же выражение лица. Как у всех у них.
— Лигар. Я… я думала, что может мы…
Я пыталась было заигрывать, но впервые поняла, что совершенно не умею этого делать. К тому же, было ужасно глупо после того, как он уже озвучил вердикт.
— Прости, Итара-ми. Моя жизнь мне дороже.
Он развернулся с каменным лицом и вышел, даже не удосужившись самостоятельно провести со мной расчет. Вот и все заигрывания. Видимо, я не стоила даже пары советов и ободряющих слов, ведь он прекрасно знал, в каком я положении.