- Но, но… Подруга… - Послышался шум возни, и я недовольно заворочался.
- Тихо… - На два голоса по-змеиному зашипели надо мной, и я, наконец, сообразил, какую именно пресмыкающуюся гадину использую в проекте «Дракон обыкновенный, огнедышащий». Но тут на меня в два голоса с негодованием заорали: - Спи!
И я быстренько заснул.
* * *
Скрипнула закрывшаяся за прислугой дверь и на белоснежную скатерть рядом с массивным подсвечником упал лист бумаги. Для чего эти старинные бронзовые чудовища неизменно возвышаются на обеденном столе семейства Монтгомери, по моему, не знал никто. Традиция, как мне однажды напыщенно ответил дворецкий.
Я вопросительно изогнул бровь и посмотрел на старшего брата. Он ждал, нетерпеливо постукивая мыском ботинка. Аккуратно положив вилку, я осторожно, двумя пальцами, поднял неровный прямоугольник. Увидел костер с привязанным к столбу человеком, а скелет в рясе и с косой костлявой конечностью показывал на книгу с надписью на латинском «Грехи». Семь гробов, четыре синих и три красных были изображены на ее страницах, с которых капала кровь. Сверху полукругом в три ряда шла красивая надпись: «И престал Враг перед нами в образе дитя человеческого и жил среди нас». Очень мило. На обратной стороне листа находился текст, и я прочел вслух и с выражением: - Предупреждаю, тот, кого вы приняли в семью, не человек, а исчадие зла, исторгнутое преисподней, чтобы губить людей так же, как полгода назад он погубил вашего сына. Берегитесь. – Разочаровано хмыкнул, снова перевернул лист. Как любопытно. Любой человек вместе с воздухом выдыхает мельчайшие частицы влаги, несущие его уникальный запах. Крошечные капли, как и пыль от кожи витают в воздухе и оседают всюду, в том числе и на бумагу. Но тут их нет. Положил послание на стол и ткнул в него серебряным ножом. – А где конверт?
- Зачем он тебе? – Старший брат подозрительно прищурился.
- А затем. - Я с веселой улыбкой глядел на него. – Уж не вы ли сами, сэр, автор сего послания?
- Я? – Он оскорблено отодвинулся и скрестил руки на груди. – Вот еще, что мне, больше делать нечего?
- Ах, сколько неподдельного негодования. – Сладким голосом заметил я.
- Если тебе говорят, что нет, значит, так оно и есть, понял? – Внезапно взъярился старший братец. – Кто ты такой, чтобы я стал перед тобой унижаться враньем?
- Тогда где конверт? – Снова спросил я.
- А это не твое собачье дело, - с ненавистью прошипел он.
- Какая милая беседа между любящими братьями. – Пробормотал я тихо.
- Братьями? – Он огляделся и понизил голос. – А ты мне не брат, понял? – С грохотом задвинул тяжелый резной стул и презрительно бросил: - Сиди, жри чужую еду, может она у тебя в глотке не застрянет.
Я пристально посмотрел на него. – Я всю жизнь только и ем, что чужую.
- Тем лучше, значит, тебе не привыкать. Тогда уж точно не подавишься.
Я чувствовал, как медленно свирепею. – Нет, ты подожди. – Негромко произнес я в удаляющуюся спину. Моя горячая ладонь стиснула холодную ручку ножа. Старший брат лениво обернулся. – Что?
- Скажи, - неторопливо, с расстановкой заговорил я. - Ты хочешь избавиться от меня? Только честно, так, чтобы не унижать себя враньем.
- От тебя? – Он смерил меня брезгливым взглядом, точно таракана, на мгновение настороженно застыл, увидев нож в судорожно сжатом кулаке, но затем ухмыльнулся и расслабился. В любом случае, он куда старше и несопоставимо сильнее.
- От тебя? – Повторил старший брат. – Честно?
- Честно.
Он с усмешкой покачал головой, не спеша, вразвалочку подошел и медленно вплотную наклонился к моему лицу. – А если честно, - с дикой злобой прошептал он, - я жду, не дождусь, когда ты провалишь так же, как и появился. Чтобы я тебя никогда больше, слышишь, никогда больше не видел. Понял?
- Понял. – Сквозь стиснутые зубы произнес я. – Да, я тебя очень хорошо понял. – Приподнял руку с ножом. – Тогда ты получишь то, что хочешь. – И изо всех сил наотмашь им ударил. Кровь плеснула фонтаном, мгновенно залила белую скатерть, бумажный лист. Серебряная посуда оделась рубиновой россыпью, бронзовый подсвечник превратился в темно-красный, а свечи оплыли и закапали кровью, словно раскаленный пламенем воск. Белое как мел, в бордовых брызгах лицо отшатнулось прочь. Старший брат попятился, что-то хрипя. Я заворожено смотрел, как кровь хлещет из перерубленной вены и причудливые разводы скользят по полированному лезвию. Теплые густые капли плавно скатывались по серебряной кромке и тяжело сползали по пальцам на скользкий шелк. Медленно перевел взгляд со своего запястья на перекошенное лицо старшего брата.