Я распахнул дверь, вваливаясь в ее нору.
— Лена, ты вчера обещала меня накорм…
Слова застряли в глотке, когда я увидел Геннадия, зажимающего Ленку в углу. Та сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть его своими тонкими руками, отворачивалась от его вытянутых губ, скользящих по лицу. И всё это молча, со стиснутыми зубами и слезами в глазах.
Мой зверь внутри взревел так, что пришлось сосчитать до десяти, чтобы унять обращение. И как только я взял над собой контроль, в два шага очутился рядом, оттащил за шиворот Геннадия и закрыл собой Ленку.
— Чо ты творишь? — пыхтел Геннадий, поправляя рубашку и галстук, впившиеся в его толстую шею. — Иди в зал!
Лена прижалась сзади ко мне, вцепилась в футболку, выглядывая из-за плеча.
— Не могу. Я за ней. У меня… э-ээ, примерка и эта… репетиция. А в зале тебя ищут, Геннадий. Там проверка какая-то.
— Какая, на…, проверка? Черт!
Он поспешно выскочил за дверь. И тут Лена сползла на пол, и я услышал за спиной всхлипы.
— Эй, ты чего? — напугался я. — Все нормально, он ушел!
— Он вернется, не оставит меня…
— А где твой перец для маньяков? А чего коленом по яйцам не залепила?
— Н-не могу-у…
— Мне смогла…
— Сравнил, — сквозь слёзы фыркнула она, — он — шеф.
— И что?
— Господи, Тай, ты такой наивный! Как тебя вообще в стриптиз занесло? Ты же ни одной девчонки соблазнить не можешь!
— Ну, похоже, как занесло, так и вынесет, — улыбнулся. — Я действительно не могу соблазнить одну девчонку.
— Хочешь, помогу?
— Помоги.
— Ладно, идем к шесту.
ГЛАВА 6. Признания как исповедь — сначала больно, потом легко
— Сколько примерно живут драконы?
— Хм… Шестьсот-семьсот лет. Но на самом деле, есть долгожители, а многие уходят раньше. Несчастные случаи никто не отменял.
Я не знаю, каково это, иметь сыновей, но уверен — от дочерей
положительных эмоций больше
(не говоря уж о том, что ими можно просто любоваться).
Стивен Кинг. Дьюма-Ки
Лена оседлала стул и махнула рукой, предлагая исполнить номер. Сейчас, когда передо мной сидела она, а не разношерстная публика из зала, всё вдруг стало казаться другим, более интимным что ли.
— Как чувствуешь, так и танцуй, — подбодряла меня Лена, но я застыл, как истукан.
Просто скинуть одежду? Не смешно. Она, черт возьми, уже всё видела и не впечатлилась. Залезть на шест, покрутиться? Но я знаю вердикт — в трюках нет ничего соблазнительного, нет пластики и грации.
— Не знаю, что тебе показать, — сдался я, махнув рукой на шест.
— Возбуди меня, — вдруг произнесла Лена низким тихим голосом и посмотрела на странным блестящим взглядом. — Сделай так, чтобы я захотела тебя.
Вот если бы она могла меня поставить в более неловкое положение, то именно так! Твою мать, я не могу, не умею! Но я хочу… Хочу, чтобы она меня захотела.
Не осознавая до конца, что творю, я стал медленно повторять движения Тёмыча, наглаживая себя и постепенно расстегивая штаны, и оголяясь.
Настроение моей единственной зрительницы менялось, и в ней копилось отнюдь не возбуждение, а…
Тут она громко засмеялась, откинувшись назад, забыв, что спинка стула развернута ко мне, и я остановился.
— Всё так… плохо?
— Всё ужасно! Садись, Тай. Нет, поверни стул как полагается. Теперь я буду тебя соблазнять.
Подвоха я от нее не ожидал.
Зря…
Лена не торопилась. Включила музыку, какую-то не стриптизную, а медленную и тягучую. Потом освободила волосы из-под заколки, и они красивым пахучим шлейфом окутали ее плечи.
А затем начался танец. Когда она прижималась к шесту, касаясь его только затылком и попой, я офигевал от изгибов женской фигурки, от тонкой талии и хрупких запястий. Лена извивалась, противопоставляя свои мягкие линии слишком прямолинейному шесту. Она взлетала вверх и переворачивалась вниз головой, что у меня сердце ухало в живот от страха, что своими тонкими руками она просто не удержится и слетит вниз.
Это стриптиз? Нет, это издевательство! И если бы в моем возрасте можно было поседеть — я бы уже поседел.
— Слушай, может, хватит? Я всё равно так не…
— Тссс-с…
И тут меня передернуло, когда она своим пальчиком дотронулась до нижней губы, зашипела на меня и подмигнула. Сердце? Его нет дома, оно только что переехало куда-то ниже пояса и теперь стучало там, заставляя пульсировать и наливаться еще больше предательский мужской орган.
Теперь Ленкин танец я смотрел не глазами, а всем долбанным телом. Напряжение сковало не только руки и ноги, парализовало язык и мысли. Сейчас я видел только зовущее желанное тело самки, которую хотел сделать свой. Сейчас. Её. Себе.