Леонид Каганов
Дефицит белка
СИРУСЯНКА
Звонок раздался в пять утра, и я не сразу понял, что это звонок, а потом не сразу нашел коммуникатор. Звонок умолк, и я опять провалился в глубокий сон, но через минуту коммуникатор ожил снова.
— Слуррршаю! — прохрипел я, чувствуя, как голосовые связки встали поперек горла и перехлестнулись.
— Алекс? — раздался знакомый голос и сразу появилась картинка. — Я прилетела, Алекс! Представляешь? Я прилетела!
— Женя? — удивился я, натягивая простыню чтобы не сверкать перед коммуникатором волосатой грудью. — Женечка? Ты где?
— Как где? Под Москвой, в галактическом порту! Ты получил мою мыслеграму?
— Нет…
— Я так и знала.
— Женечка! Тебя встретить? — Остатки сна улетели, мозг начал соображать, и даже голосовые связки расправились. — Погоди, дай прикинуть… Если я сейчас подниму флаер и закажу траекторию до порта — буду там только через час…
— Ни в коем случае! — перебила Женечка. — Никаких флаеров! Я сама прекрасно доберусь. У вас тут что-нибудь ездит?
— Ну конечно, — удивился я. — Ездит, и летает. Всегда летало.
— У вас не опасно в такое время садиться в такси?
— Насчет такси не знаю, они денег много хотят, но в рейсовом аэробусе — почему же опасно?
— У вас же на Земле живут террористы… — вздохнула Женечка.
— В такое время они всегда спят, — пошутил я.
— А во сколько просыпаются террористы? — спросила Женечка абсолютно серьезно и, не дождавшись ответа, деловито продолжила: — Ладно, попробую добраться. Ты живешь все там же, в своей глуши?
— Почему глуши? Третий округ застройки — это двадцать минут от центра.
— Все в той же крохотной квартирке? Ладно, встречай… — она ослепительно улыбнулась и коммуникатор погас.
Я вскочил, торопливо умылся и понесся в маркет за продуктами.
Когда домофон пискнул и появилось лицо Женечки, на столе уже стояли салаты, а в термопрессе аппетитно шкворчала мясная заморозка с овощами. В вазочке торчал букет тюльпанов — я уже не помнил, какие цветы она любит, купил на всякий случай.
— Может быть, ты меня все-таки впустишь? — произнесла Женечка так сухо, что я вздрогнул.
— Конечно, проходи…
Послышался гул, и в дверном проеме сперва показалась классическая сумка-сирусянка на гусеничном ходу, а за ней вошла Женечка. За эти шесть лет она почти не изменилась — такая же тоненькая, курносая и веснушчатая, вот только лицо оказалось бледным.
— Алекс, ну это полный кошмар, — заявила она с порога, и голос ее дрогнул. — Не знаю, как вы с этим живете?
— Что случилось? — испугался я.
— Ничего особенного, — произнесла Женечка, сдернула накидку и, не глядя, бросила за спину.
Накидка упала на коврик прихожей, звякнув пряжками. Женечка испуганно обернулась.
— Ах да, — с отвращением произнесла она. — У вас же и вешалки не подхватывают… Как я могла забыть?
— Что случилось, Женечка? — Я шагнул к ней.
— Ничего. Ровным счетом ничего, — она поджала губы и вдруг выпалила: — Сперва лайнер заходит на орбитальную платформу под прицелом этих ужасных противометеоритных пушек! Я думала, Земля на военном положении! Думала, у вас война! Думала, вот-вот — и…
— Постой, но как иначе? Это же для твоей безопасности. Ведь метеориты…
— Для безопасности?! Для безопасности вести сирусянский крейсер под конвоем метеоритных пушек? А длиннющая очередь к таможенному терминалу — тоже для безопасности? Мимо полицейских роботов, вооруженных бластерами?
— Женечка, но ведь на любой транспортной станции должна быть охрана… Они же именно тебя защищают!
— А толкотня в посадочном блоке тоже должна быть? А хамство в маркете?
— Хамство? Ты побывала в маркете?
— Да, я зашла в маркет в порту чтобы купить воды! И меня моментально обхамили!
— Кто?!
— Уборочный робот!
— Как это? — растерялся я.
— Он сказал. Сказал: если вы закончили свой выбор, пожалуйста, пройдите к кассовому столу! Представляешь?
— И что?
— Как — что? Я — гражданка Сириуса, я высший примат! У меня галактический паспорт! Как смеет этот бак со щеткой мне указывать, чем мне заниматься?
— Ты ему так и ответила?
— Разумеется! Какое его вообще дело, закончила я выбор или нет?!! Это мое приватное дело!!!
— Тише, тише, Женечка…
— Это мое право — торчать в маркете хоть всю жизнь! И вообще, что за командный тон? Что за указания?!
— Ну… может, ты стояла в проходе, а ему надо было проехать?
— Это его проблемы! Он робот, я примат! Во что превратится цивилизация, если каждая щетка начнет указывать, куда пройти?! Где здесь ванна, черт возьми, в твоем доме?!
— Где обычно… — Я вздохнул, отступил на шаг и махнул рукой.
Женечка скрылась за дверью ванной, долго возилась с защелкой, долго плескалась в воде. Лишь один раз сквозь плеск глухо донеслось: «это теперь называется ванной?» Я ждал на кухне, меланхолично выдирая из ближайшей миски с салатом длинные ростки сои.
Вышла она уже более спокойная и румяная. Прошла на кухню и села.
— Я прилетела на Землю всего на пять дней, — доверительно сообщила Женечка. — Меня никто не встретил. Ни ты, ни Лизавета, ни Ганс! Никто из нашего колледжа!
— Ганс вообще-то в Гренландии второй месяц, — пробормотал я. — У них съемка. А Лизавета сейчас много работает, она же…
— Я знаю, — отмахнулась Женечка, — Ганс мне писал. Но впечатление складывается.
— Ты голодная? — На всякий случай я пододвинул к ней вазочку с салатом.
— Этим вы питаетесь? — Женечка брезгливо уставилась на пеструю салатную стружку.
— Это настоящие овощи, — объяснил я. — А сейчас будет мясо.
— Мясо? Мясо земных животных? — Она брезгливо поджала губы. — Нет, спасибо.
Я потупился. Женечка помолчала, а затем ободряюще хлопнула меня по руке.
— Ну ладно тебе, ладно, — произнесла она своим прежним голосом. — Зато я привезла тебе в подарок настоящий йоссо для коктейля! У вас же нет йоссо.
— Почему нет? — я обернулся к холодильнику. — Йоссо — это ведь кислородное желе?
— Нет! — покачала головой Женечка. — Йоссо — это сирусянское кислородное желе. Ты попробуешь и поймешь разницу.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Но да бог с ней, с едой! Расскажи лучше, как ты? Какими судьбами здесь?
— Все расскажу, — улыбнулась Женечка, — что за земная суетливость? На Сириусе есть такое правило: раз в шесть лет социальный улей дает женщине васо на посещение… родимого погребия?
— Погребия?
— Как это по-вашему? Семейный склеп, где соты замороженных останков предков.
— Кладбище что ли?
— Да, кладбище. И это — священное право каждого гражданина Сириуса, независимо от того, где находится погребие. Поэтому мне оплатили звездолет в оба конца — представляешь, какая это дикая сумма? Полжизни работать. И вот я здесь!
— Как это здорово! — воскликнул я. — Так по тебе соскучился! Расскажи, как живешь, где работаешь? Как Пашка? У вас детей пока нет?
— Ну… — Женечка задумчиво опустила вилку в салатницу и поковырялась в овощной стружке. — Мы пока не работаем, а учимся. Жилище и продуктовую корзину нам оплачивает благотворительный фонд иммиграционной общины. Права на детей нам пока не дают, разумеется. Это надо заработать.
— Но вы не работаете?
— Говорю же тебе: мы учимся.
— Все шесть лет? — удивился я.
— А как ты думал? — Женечка вскинула брови. — Там и по двадцать лет учатся! Это здесь все примитивно. А там все по-другому, на самом высшем уровне. Понимаешь? Там очень высокая технология. Один лишь сирусянский язык — это такая мощная штука…
— Ты уже свободно говоришь? — поинтересовался я.
— Ну… что значит свободно? Свободно сирусянский язык может знать только сирусянка. Ты же знаешь, человек не владеет магнитной и световой модальностью, у нас органов таких нет. Поэтому только звуковая модальность. По крайней мере, сирусянки меня понимают, когда я что-то начинаю говорить.
— А ты их?
— Я их — только письменно.