– Что? – Братец ожил. – А, пустяки! Я тебе подарю новый костюм, по-настоящему нарядный!
– Не надо! – испугалась я.
Зяма как настоящий художник-авангардист щеголяет в таких нарядах, один вид которых мог бы довести до самоубийства стайку завистливых райских птичек. Я не хотела превратиться в попугаиху!
– Лучше деньгами, – добавила я.
– А вот с деньгами у нашего семейства теперь могут начаться проблемы! – вздохнул Зяма. – Мамуля-то наша какова, а? Решительно и бескомпромиссно закопала финансовый источник!
– Да объясните вы мне толком, что такого натворила наша мамуля? – рассердилась я.
Папуля молча протянул мне пачку бумажных салфеток, чтобы промокнуть томатные пятна.
– Она грохнула Кузю! – ответил Зяма голосом, в котором смешались ужас и восторг.
Типичная реакция на мамулины произведения!
– Правда? – Я недоверчиво посмотрела на папу.
Он кивнул. Я так удивилась, что даже перестала оплакивать свой погубленный костюм. Надо же, мамуля наконец-то убила Кузю! Поверить в это было трудно.
– Как говорил Иоанн Грозный: «Я тебя породил, я тебя и убью!» – пробормотала я, имея в виду сложные взаимоотношения нашей мамули с убиенным ею Кузьмой.
Кузей она окрестила персонаж, которого придумала несколько лет назад. Происхождения он был смутного – рязанский вурдалак по отцовской линии и трансильванский вампир по материнской, темперамент имел взрывной, как Везувий, а характер – легкий и ироничный, насколько это возможно для представителя нечистой силы из отряда кровососов. Вдобавок мамуля щедро наделила Кузю задатками лидера, так что апатичная нежить, залежавшаяся на тихих отечественных погостах, получила в его бледном лице прекрасного организатора и руководителя. Кузьма стал главным героем целой серии произведений, которые снискали мамуле бешеную популярность. С появлением Кузи мамулины книжки стали продаваться так хорошо, что издательство отпочковало их от цикла «Женские ужасы», выделив в самостоятельную серию «Семейный кошмар». За пять лет мамуля написала двадцать пять романов с Кузей в главной роли, и эта жестокая эксплуатация вампира человеком оказалась весьма прибыльной. Смерть Кузьмы могла существенно уменьшить мамулины гонорары.
– Любаша очень недовольна, – точно угадав, о чем я думаю, со вздохом сказал папа. – Она требует возвращения Кузьмы, опасаясь резкого падения спроса.
– А мамуля ни в какую не хочет возвращать Кузю в мир живых! – добавил Зяма. – Говорит, она от него жутко устала! Он ее связывает по рукам и ногам, не оставляя никакого пространства для творческого маневра!
– Слушайте, а как она его… того? – спросила я, изобразив купированную версию Зяминой пантомимы.
– Грохнула-то? – правильно понял меня братец. – О, мамуля сделала это красиво! В финале ее последней повести Кузя имел неосторожность прогуляться по системе подземных коммуникаций от своего комфортабельного склепа до заброшенного кладбища, над которым соорудили поле для гольфа. Ну, вылез он, как водится, из сырой земли – бледный, но с располагающей улыбкой, обнажившей начищенные до блеска глазные клыки. В общем, душка-вампирчик! А какая-то нервная новорусская дамочка с перепугу возьми да и долбани красавчика по темечку своей клюшкой для гольфа!
– Пардон! – с претензией встряла я. – Это абсолютно недостоверно! По всем канонам, вампира нельзя убить ударом по голове! По правилам его надо пронзить осиновым колом!
– В том-то и фишка, что клюшка у дамочки была деревянная и как раз из осины! – радостно закивал Зяма. – От удара о Кузину голову она сломалась, и получился превосходный кол, которым дамочка начала фехтовать! Эх, не повезло Кузе! Ну, помянем беднягу!
Тут только я заметила, что на столе, помимо еды, имеются рюмки. Две были пусты, а третья полна до краев и аккуратно накрыта кусочком хлеба. Я поняла, что папуля с Зямой душевно поминали усопшего Кузю.
За этим тоскливым разговором мы незаметно поужинали. Судя по отсутствию в меню экзотических блюд, папулю как художника здорово деморализовали шумные разборки. Шедевров кулинарного творчества в меню не наблюдалось. Самым рискованным гастрономическим сочетанием на столе был кривобокий бутерброд с арахисовым маслом, колбасой и помидорами, собственноручно сооруженный Зямой.
– И что теперь? – слопав свой оригинальный сандвич, озабоченно вопросил братец.
Поскольку одновременно с этим он зорко оглядел опустевший стол, я решила, что Зяма интересуется десертом. Однако опечаленный папуля понял его иначе.
– Теперь надо надеяться, что мамуля с Любашей придут к компромиссу, – вздохнув, сказал он.
– Что, компромисс с мамулей? – я недоверчиво фыркнула. – Как же! Долго ждать придется!
В памяти еще были свежи мои собственные яростные перепалки с родительницей: лет десять назад, когда у нас был одинаковый размер обуви, мы ежеутренне спорили, кто наденет лучшие туфли. «Великое башмачное противостояние», как называл нашу маленькую войну ехидный Зяма, продолжалось почти два года. Потом как-то разом выросли и мои ноги, и благосостояние нашей семьи, и туфельный кризис потерял свою остроту. Но я не забыла, как настойчиво и аргументированно умеет доказывать свою правоту наша разносторонне образованная мамуля!
– Пожалуй, я пойду прогуляюсь! – решила я.
– А у меня в двадцать один ноль-ноль деловая встреча! – сообщил Зяма, взглянув на настенные часы, стрелки которых едва перевалили за пять часов. – Времени в обрез! Папульчик, ты помоешь посуду? Я приму ванну и буду собираться.
Я великодушно удержалась от ехидного вопроса, что это за деловая встреча, которая требует предварительного принятия ванны и трехчасовых сборов. У меня ведь тоже не было никакой необходимости в прогулке, кроме желания удалиться подальше от словесной баталии мамули и Любаши. Битва литературных титанов грозила затянуться, как война мышей и лягушек в пародийном древнегреческом эпосе.
Решив дождаться ухода Любаши в виноградной беседке у подъезда, я даже не стала переодеваться. Если я буду спокойно сидеть на лавочке, чинно сложив руки на коленках, томатных пятен на моей юбке никто не увидит.
На сей раз мне хватило ума обуть не босоножки на каблуках, а удобные легкие тапочки, так что затяжной спуск по лестнице дался мне без труда. Тем более что дошла я только до пятого этажа и там остановилась, засмотревшись на дверь двадцать первой квартиры.
Чудачка Трошкина украсила ее подобием косматого веника из какой-то полузасушенной растительности. Возможно, в Алкином понимании это был наш кубанский аналог тех нарядных еловых венков, которые американцы вывешивают на дверях своих домов в знак гостеприимства. С моей точки зрения, за декоративное украшение растрепанный сноп тощих колосков не канал, а в качестве приглашения заглянуть на огонек мог заинтересовать только очень голодное жвачное животное.
Высоко подняв брови, я критически разглядывала эту жалкую помесь гербария и икебаны и вдруг заметила, что из квартиры валит сизый дым!
Растяпа Алка только на прошлой неделе потеряла последний ключ от своего жилища и вынуждена была поставить новый замок. На месте старого, который пришлось грубо выбить, все еще зияла дырка. Именно из нее шел дым, показавшийся мне нестерпимо вонючим.
Я мгновенно придумала этому вполне правдоподобное объяснение. Видимо, Трошкина дошла в своем новом увлечении природничеством до полного угара – во всех смыслах! Запалила в комнате пасторальный костерчик, поджарила на палочке пару лесных сыроежек в дополнение к основному блюду из брюквы с проростками, а потом сожрала свои галлюциногенные грибочки и отключилась, не затушив дымящий очаг на паркете!
Я толкнула дверь, но она была закрыта. Вышибать двери, даже самые обыкновенные, деревянные, я не умею, поэтому и пробовать не стала. В моем представлении ловко пробивать заградительные сооружения собственными крепкими плечами, ногами и головами должны физически сильные мужчины героических профессий – в диапазоне от слесаря-сантехника до представителя вооруженных сил. Разумеется, я не могла забыть, что один такой боец невидимого фронта живет прямо надо мной, и побежала за помощью к Денису Кулебякину.