Так, нужно немедленно собираться на работу. И не важно что сегодня работает Галочка Витошкина. У неё муж и двое детей Во пусть и проведет этот день в кругу семьи.
Я вскочила со старого дивана и помчалась в ванную. В зеркале на меня смотрела испуганная взлохмаченная женщина в ночной рубашке. Взяв зубную щетку, я решительно открутила кран, и тут на мою голову буквально рухнул ледяной поток воды. Взвизгнув от неожиданности, я в непонимании уставилась на дождик, висевший на кафельной стене недалеко от раковины. Холодные потоки всё ещё продолжали литься на мою лохматую голову, а руки рефлексивно закрутили кран. Интересно, я что, вчера забыла повернуть кругляшок-переключатель? Странно, но и на старуху бывает проруха.
Продолжая думать об этом таинственном происшествии, я почистила зубы, умылась, приняла душ, высушила мокрые волосы феном и оделась. Надо бы хоть кофе с бутербродом употребить, чтобы желудок потом не плакал.
Прошествовав на кухню, я увидела на столе чашку с недопитым чаем и тарелку с тремя овсяными печеньями. Сердце ухнуло вниз, и ноги подкосились. Это был любимый завтрак Максима: черный чай с характерным ароматом апельсиновой цедры и овсяное печенье.
Господи, он, что был здесь? Но как?! Вчера похоронила мужа, а сегодня он вернулся домой! Но ведь это же абсурд. Покойники не пьют чай с печеньем по утрам. Они лежат в гробу в сырой земле на кладбище.
Пришлось сесть на колченогую табуретку и обхватить голову руками. Что происходит, черт возьми? У меня галлюцинации или это всё явь? А чашка-то мужнина, именная с золотыми вставками на ободке и синими буквами. Вот это странности…
Аппетит как рукой сняло. Схватив сумку и пальто с шарфом, я нацепила ботинки и рванула из квартиры, громко хлопнув дверью. Подошвы застучали по ступенькам лестницы, и сердце забилось им в такт. Я вылетела из подъезда словно ошпаренная. Старушки на скамейке тут же зашептались мне вслед, но было не до них. Душа или дух мужа сегодня приходили пить чай на свою кухню!
Стоп! Внезапно меня осенила неожиданная догадка: Макс никогда не переключал за собой кругляшок в душе. Он просто забывал это делать, а когда я решила попенять ему на это, то услышала следующее:
- Тома, мне хватает выноса мозга на работе. Поэтому давай ты просто простишь мне эту слабость?
Я согласилась и больше мы эту тему не поднимали. Но вот сегодня мне вспомнился этот разговор. Ведь утром переключатель не был повернут в нужную сторону! Хотя мне и приходиться не исключать, что и я сама могла забыть, это сделать. Но это просто невероятно. Хоть и нельзя делать выводы на таком пустом месте.
Вот и библиотека. Старое кирпичное здание с огромным крыльцом и окнами-витринами. В них виднеются читальный зал, канцелярские желтые столы и стулья, а также крохи тех кто ещё готов посещать библиотеку в век высоких технологий. В основном это пенсионеры, которые не могут освоить Интернет или у которых нет денег, чтобы приобрести книги. Они по нынешним временам весьма дорогие.
Меня вообще всегда поражало: как можно драть с народа такие деньжищи за покет в количестве двухсот страниц с обложкой сомнительного качества? Ведь эта так называемая книга порвётся или страницы отклеятся после первого же прочтения. Так смысл тогда так поднимать цену только из-за бренда, популярности автора и его желании нажиться на читателях? Этот вопрос можно назвать риторическим, так как он останется в любом случае без ответа. Ни один популярный автор не вступит в дискуссию с рядовым библиотекарем, и не начнет, брызгая слюной в телекамеру, доказывать свою правоту.
Под аккомпанемент таких мыслей, я поднялась по ступенькам на крыльцо и вошла в здание. В помещении было жарко натоплено и светло. Все лампы на потолке горели. За тремя светло-желтыми столами сидели трое пенсионеров – постоянных читателей: две дамы и один джентльмен. В углу за письменным столом скучала Галочка. Оглянувшись на шум в мою сторону, она сделала такое лицо, словно приведение явилось хмурым серым утром в наше книгохранилище.
Когда я подошла к столу, Витошкина спросила:
- Тамара, ты же дома после всего… Что случилось?
- Не могу сидеть одна в четырех стенах. – Выдала я полуправду, расстегивая пальто.