— А вот и мы, — я осторожно поставил дочь на ноги, после чего обнял Момо за талию. — Я так волнуюсь… Все кипит внутри.
— Не переживай, дорогой, ты самый лучший, — Момо ласково погладила меня по щеке, а после опустила взор на наше самое прекрасное творение. — Моника, мы же любим папу? Мы верим в него?
— Да! — гордо заявила моя малютка, заставив меня растрогаться.
С минуты на минуту должна была начаться конференция, посвященная обсуждению нового медицинского препарата, находящегося в стадии разработки. Я трудился со своей командой днями и ночами над лекарством, которое должно было победить одну из самых ужасных болезней современного мира, отбирающую надежды даже у отчаянных и стойких. Мы боролись с раковыми опухолями.
Решение стать врачом пришло ко мне пятнадцать лет назад по определенным и понятным многим моим знакомым причинам… Я захотел быть тем, кто поможет людям, кто подарит им потерянную веру в счастливое будущее, кто вселит в сердца надежду на победу и крепкое здоровье.
Каждый день я вспоминал те сны, которые приходили в мою голову по ночам, когда я жил в Ливерпуле. Тогда еще я не подозревал о том, что они пророчили мне реальное будущее, тогда еще я возмущался и не понимал, но теперь все встало на свои места. Тогда еще Моника Чандлер была жива…
Я поменялся, поменялась и моя жизнь.
— Тэхен!
Кто-то со всей силы хлопнул меня по спине, и я обернулся. Передо мной стоял повзрослевший, еще больше возмужавший Чон Чонгук. Мы не виделись почти год. Так как я переехал жить в Нью-Йорк, а он обратно в Сеул, наши встречи не были столь частыми, как хотелось бы, но мы хватались за любую возможность, чтобы увидеться. Он работал татуировщиком. Гук стал таким профессионалом, что открыл собственный салон, в который приходили не только простые люди, но и знаменитости. Мой лучший друг не был обделен талантом и делал поистине стоящие вещи.
— Гук! Я знал, что ты приедешь, — счастливо улыбаясь, я обнял его крепко-крепко, стискивая беднягу в своих руках. — Как же я скучал, чертяга!
— Я тоже рад тебя видеть, дружище, — кряхтя, Чонгук освободился от моих тисков и отошел на шаг назад, чтобы поздороваться с Момо и внимательно рассмотреть мою дочь. — Какая красавица Моника. Глазки мамины, а вот нос папин. Даже такая же родинка, как у тебя, Тэ. Она подросла. Когда мы в последний раз виделись, она была ниже. Совсем невеста.
— Вот родишь сына, и будет невеста, — подмигнув дочери, я глянул на Гука. — Ну что, как у тебя на личном? Обзавелся гаремом?
— Нет, я наконец-то встретил ту самую единственную, — Чонгук гордо заулыбался, а моя жена радостно хлопнула в ладоши. — Кэтрин Льюис. Слышали о такой? Она давала концерт у нас в Сеуле и как-то вечерком заглянула ко мне в салон, чтобы набить тату. Так мы и познакомились.
Только глухой или ленивый не слышал о Кэтрин Льюис. Молодая, по-настоящему талантливая певица, покорившая не только Америку, но и добрую половину всего земного шара. У нее был выдающийся голос, от которого мурашки бегали по всему телу. Я сам слышал пару ее песен и остался полностью доволен.
— Да ты что? — я округлил глаза и засмеялся, параллельно обнимая любимую жену. — Кэтрин Льюис твоя девушка?!
— Невеста, — тихо поправил меня Гук, загадочно улыбаясь. — Ну, почти невеста… Сегодня я хочу сделать ей предложение.
— А где она сама? Почему не пришла? — спросила Момо.
— У нее репетиция, скоро концерт. Кэт очень расстроилась, что не смогла прийти, она так хотела познакомиться с вами. Я ей столько про вас рассказывал! Но ничего, у нас впереди целая жизнь, верно?
— Верно, — положив руку на плечо Чонгука, я улыбнулся ему, и мы еще раз обнялись.
Когда меня вызвали на сцену, чтобы я смог рассказать побольше о своей деятельности и пока что не готовом полностью препарате, меня пробила дрожь во всем теле. Я нервничал, но старательно скрывал обрушившийся шквал эмоций в себе. Взглянув на жену и дочь, я улыбнулся им, ощущая их незаменимую поддержку и любовь, и под аплодисменты поднялся к деревянной трибуне, на которой были установлены микрофоны.
Со сцены в зал смотреть было удобнее, но невероятно страшно. Я видел кучу лиц, кучу людей — знакомых и незнакомых: вот моя семья, любимая Момо и маленькая Моника, вот Чонгук в кожаной куртке, из-под которой виднелись татуировки собственного производства, вот доктор Гейз, который стал не только моим наставником, но и близким другом, вот моя тетя, которая, как всегда, опоздала (она приехала одна, без мужа)…
Отец так и не появился в моей жизни. Я совершал попытки сближения с ним, но ему ничего не было нужно — отцу вполне хватало пары банок пива и кабельного ТВ. Когда родилась Моника, я решил познакомить ее с дедушкой, но увидев, что творилось у него в доме, идея моментально отпала. Слава Богу, что родители Момо оказались добрейшими и интеллигентными людьми, которые радушно приняли и своего зятя, и крошку-внучку.
Что стало с Джеймсом и его сыновьями, я не знал. Последний раз я видел их в зале суда, когда давал свидетельские показания насчет убийства Саманты Чандлер. Джеймсу грозил приличный срок, а вот Джону и Ричарду — поменьше, они шли как соучастники. Я был счастлив, что виновные понесли заслуженное наказание, но какой ценой оно стоило…
Ходили слухи, что Эмбер сразу после школы выскочила замуж за французского бизнесмена и укатила с ним прямиком в Париж, даже не получив высшего образования. И почему я не был удивлен? Когда-то, пару лет назад, Чонгук рассказывал, что она появлялась на обложках глянцевых журналов в качестве модели, и даже показывал мне их. Эмбер почти не изменилась: все те же широко распахнутые глаза, стройная фигура, взгляд самоуверенной тигрицы, только вот губы стали еще больше — пластическая хирургия творит чудеса. Мне было так странно смотреть на нее… Когда-то эта девушка сходила по мне с ума, а теперь щеголяет по всем подиумам Парижа и наверняка уже не помнит, кто такой Ким Тэхен.
Желание жениться на Момо пришло ко мне не сразу. Как я уверял еще в школе, если бы я и захотел обзавестись постоянной спутницей, то ею стала бы добрая, воспитанная Момо. После смерти Моники Чандлер я долго не мог вернуться в привычную жизнь, ходил посеревший, молчаливый и хмурый, как осенняя туча. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы прийти в себя, забыть про горькие слезы и снова улыбаться. Момо, на мое удивление, оказала нужную поддержку, она была рядом всегда, и через три года после выпускного я сделал ей предложение. У нас родилась прелестная дочь, над именем которой мы не стали долго думать. Я был благодарен Момо за ее женскую мудрость и понимание. Моя жена оказалась святой, и я не боялся столь громких слов.
Я смотрел на каждого и думал о том, как круто изменилась моя жизнь благодаря скромной, тихой девочке, которая когда-то перешла в нашу школу. Мы столкнулись в дверях, сталкивая и наши судьбы. Если бы не она, я никогда бы не стал врачом, человеком, твердо стоящим на ногах. Моника Чандлер, моя первая любовь, девушка, в честь которой я назвал свою дочь, ради которой поступил в медицинский и надел белый халат. Я никогда ее не забуду. Каждые полгода мы с Момо приезжали к ней на кладбище в Ливерпуль, каждые полгода я стоял возле ее могилы и разговаривал с невидимым, но до боли знакомым силуэтом. Я благодарил Монику Чандлер за то, что она когда-то появилась в моей жизни, стала незаменимым спутником и путеводной звездой. Я не знал, что было бы, будь она жива, но был стойко убежден в одном: люди появляются в нашей жизни не случайно, и не нужно противиться судьбе, если она подталкивает тебя на верный путь, пусть даже болезненными и горькими пинками — в итоге все всегда будет хорошо. Это самый главный жизненный закон.