Мы путешествовали на север довольно медленно, не спеша, в дни уходящего 317 года, часто пребывая более недели в селе, если нам там нравилось. Папа Рамли избрал неторопливый способ передвижения; он говаривал бывало: «Если объект не будет все еще там, ко времени вашего прибытия, то, вообще, к нему не стоит и торопиться». Немногие группы бродячих комедиантов направляются на север, когда приближается зима: когда мы медленно продвигались по Лоулендской дороге, все время чувствуя с правой стороны мрачное нависание величественных гор, села были осчастливлены нашим появлением и охотно покупали товары, так как, до некоторой степени, изголодались по развлечениям и новостям. У довольно большого города, называемого Сэнэсинт, мы повернули на восток и пересекли границу в северном конце Вермонта. Зимние месяцы, с декабря по март включительно, мы провели так, чего большинство трупп не побеспокоилось бы сделать: в собственном уединенном лагере, остановившись в лощине между вэрмантскими холмами. Май, объяснял папа, — это пора, чтобы нагрянуть в Сил-Халбор, когда покупатели масла приезжают и уезжают, а компании заплатили рабочим, но, к этому времени, еще не все деньги успеют осесть в карманах немногих игроков и проходимцев; но не это было главной причиной папиного пребывания в уединении во время зимы. Так он делал в течении месяцев трех ежегодно — более того, мы занимались этим также и в Пенне, где вряд ли есть такое понятие, как зима, — так что взрослые могли бездельничать и починить упряжь, в то время, как молодежь труппы, клянусь Иисусом и Авраамом, — с удовольствием усесться и чему-то поучиться. Двумя способами, говорил папа, можно добиться хоть какого-то послушания у детей — березовой кашей и учебой. Из этих двух зол, учеба была, по его мнению, лучше, даже если причиняла значительно больше страданий.
Мадам Лора полностью соглашалась с этим. Преимущественная, кроткая и мягко-философская, способная сидеть в одном и том же положении в течение часа, ничего не делая, кроме покуривания своей трубки и вглядывания в окружающую природу, мадам Лора становилась дьявольски энергичной в присутствии ученика, который проявлял какую-либо склонность немного поучиться. Тогда все шло в ход — злобная брань, ругательства, от которых, наверно, покраснел бы даже мой папа (иногда он и краснел), сарказм, пылкая, но и заботливая похвала, пощечина — все, что угодно, вплоть до поцелуя или медово-ореховых конфет, которые она тайно хранила в своем отсеке и никто другой не знал как их приготовить. Все шло в ход, если только она могла надеяться, что это поможет втиснуть частицу истины в вашу голову, откуда, если вам повезет, вы уже не сможете ее растерять.
Она родилась в Вэрманте, к югу от спокойного оазиса в дикой местности, где мы остановились на зимние квартиры в том году. Холмистый городок, где она родилась, назывался Лэмой, располагался возле леваннонской границы. Позже, когда мы путешествовали через эту часть страны, мы избегали поворота на Лэмой, хотя это был процветающий город, и мы могли бы там хорошо подзаработать. Мадам Лора не имела ничего против него, но она полностью порвала с детством очень давно и не имела ни малейшего желания вновь посетить места, связанные с прошлым. Она была дочерью школьного учителя; я едва смог сдержать изумление, когда узнал, что в Вэрманте — хотя святая мэрканская церковь, несомненно, держит школы под контролем — не все учителя обязательно являются священниками. Отец мадам Лоры был светский человек, ученый и мечтатель, который неофициально дал ей образование, выходящее за пределы того, чему ему позволялось учить других детей в школе: он разделял сектантскую теорию, что женщине не обязательно надо было становиться в ее жизни монахиней, чтобы ей дозволено было учить — странная мысль, за которую его могли выгнать из школы и выставить у позорного столба. Под мрачное настроение мадам Лора иногда говорила, что он оказался удачливым, потому что умер довольно молодым. В таком настроении она также иногда чувствовала, что знания и воодушевление, полученные от него, просто сделали ее непригодной для любого мира, кроме существовавшего только в его уме.