Ближайший ручей вытекал из источника на северо-восточном склоне горы за пещерой — небольшой звонкий ручеек с ольхой и куманикой вдоль берегов. Я знал, что он бежал лесом две мили или около того, а потом пересекал северо-восточную дорогу, где был небольшой брод. Я мог следовать по нему почти до дороги, а потом использовать ее как ориентир, время от времени поглядывая на нее, чтобы определить мое местонахождение, когда буду продвигаться на юг — в направлении Леваннона.
Ручей покрывал дно грубого туннеля — узкого зеленого адского места. Имея в виду полицейских собак, мне придется пройти по нему. Я снова запихнул мокасины в мешок, чтобы сберечь их. При мысли о змеях, мои ноги вздрагивали и сбивались о камни.
Конечно, когда собаки потеряют след, полицейские сообразят и будут следовать с ними вдоль ручья, обыскивая оба берега. У разрыва, где куманика уступила место обычным дикорастущим растениям, я вылез из воды и ушел от ручья, делая вид, будто прекратил все попытки и направился обратно к Скоару. На расстоянии вытянутой руки я зашел за большой дуб, в заросли, где немного потоптался и помочился на листву, чтобы поставить собак в тупик. Потом возвратился и вскочил на дуб, остерегаясь оставить хоть одну сломанную веточку. Сделав большой прыжок высоко над землей, с риском упасть, я перебрался на другое дерево, а затем перепрыгивал с ветки на ветку на всем пути обратно к ручью.
Они, по крайней мере, потратят время в безрезультатных разговорах на этом месте, возможно, подумают, что я демон, усядутся и станут ожидать священника, который придет и поможет им запутаться еще больше. Но все равно я шел по ручью еще с полмили и, когда вылез, снова проделал такую же операцию с деревьями, перебираясь по ветвям к другому большому дубу. Там я взобрался высоко, чтобы изучить местность.
На востоке скучились тучи, создавая замысловатые конфигурации под солнцем. Неустойчивая погода, нетерпеливый ветер шевелит листьями дуба со страстной настойчивостью. Возможно, приближается весенняя гроза.
Дорога была ближе, чем я предполагал. Я видел красный разрез менее, чем в полумили к востоку. Это могла быть только красная глина, там дорога приближалась к возвышенности и пересекала ее. Хотя дорога была пустынной, я слышал неясный и тревожный звук, который не являлся частью лесного шума. Повернув голову, чтобы разгадать, откуда он, я обнаружил, что смотрю вниз на то, что, должно быть, было другим участком той же самой дороги; поразительно близко от моего дуба, на расстоянии едва ли пятидесяти футов, находилось место, где ветви были разрежены, открывая красную глину и немного гравия. Подтверждая это, неустойчивый легкий ветерок донес до меня запах лошадиного навоза. Не свежий — эта ближняя часть дороги была пустынной, как и дальше, но мне вверху стало неуютно и я перебрался на более низкое место, где оказался спрятанным лучше; что бы ни означал тот звук, он был достаточно далеко, сухой глухой грохот, совсем не похожий на другие звуки или на шум водопада.
Я отрезал кусок серой набедренной повязки и обвязал его вокруг головы. Я не против того, чтобы быть рыжеволосым, но это мешает выглядеть, словно кусок коры. В то время, как я был занят делом, на отдаленной дороге между мной и тревожным небом появилась движущаяся точка.
Даже на далеком расстоянии, человеческое существо редко выглядит похожим на любое другое животное. В Пенне, с бродячими комедиантами, я видел лопоухих обезьян, которых называют шимпами, шимпанзе Древнего Мира. Я всегда мог отличить любого из них от человека, если не был пьян или озлоблен. Человек, которого я видел на красной глиняной дороге, находился слишком далеко от меня, чтобы я мог убедиться в чем-либо, кроме его принадлежности к человеческому роду — лишь эта слегка надменная, слегка прекрасная поза, посредством которой даже дурак может бросить вызов молнии с намеком на величие — и одновременно эта его настороженность, спокойная наблюдательность под прерывистым из-за бегущих туч солнцем.
10
Крошечный человечек, запечатлевшийся на фоне неба, изучал дорогу. Когда он остановился, шум прекратился, затем крошечная рука качнулась вверх и вперед, и неясный гул возобновился. Вероятно, люди используют этот сигнал с древних времен, когда есть уважительная причина не кричать громко: «Идите вперед!»