— Нет, я останусь там, где достаточно цивилизации, несмотря на ее качество, так чтобы человек мог пребывать в безвестности.
— Безвестность — это хорошо, — сказал Дайон, — неужели ты хочешь безвестности, чтобы шлифовать очки для людей, которые не смогут носить их, иначе будут сожжены за колдовство? — Не отвечая на это, очень вероятно, что не прислушиваясь к этим словам, Барух спросил:
— А какие удобства ты предусматриваешь для размышлений на борту твоего… уф, твоего прекрасного «Морнинг Стар»? — Он спросил это, согнувшись в дверном проеме своей затхлой мастерской, и смотрел сердитым взглядом из-под полуопущенных ресниц на Дайона, словно ненавидел его; крича и ругаясь, Дайон обозвал его дураком, что, казалось, доставило тому удовольствие.
Баруху было за пятьдесят, когда началось восстание. Он сказал, что его рукописи и оптические принадлежности составляли груз, слишком тяжелый для перевозки, и он не хотел бы никого обременять им, будьте так добры. Я помню его, стоявшего в дверном проеме, с сутулыми плечами, съежившегося; измученные глаза моргают и слезятся, он одет в выбранное случайно одеяние, хотя у него были деньги для хорошей одежды; говорил это, вместо того, чтобы откровенно признаться, что не доверяет каким-то небрежным, неуклюжим болванам перевозить столь ценный груз. Затем — готовый мгновенно отвергнуть любое проявление привязанности — он дал Дайону небольшую книжку, которую сам переплел, собственноручно мучительно писал — труд бескорыстной любви. Она содержит все, что Барух знал и мог сообщить об изготовлении линз, так что имея мозги и терпение (а мы имеем их), мы сможем в точности воспроизвести в любое время практическую часть работы.
Много раз, после того дня бегства, меня беспокоили мысли об изготовителе линз, пораженном чем-то вроде полной слепоты; о человеке, любящем человечество, который в то же время не выносит вида, звука, прикосновения людей, существующих вокруг него. Не могу вообразить ничего более нелепого и обидного, чем «чувство сожаления» о Барухе; его отказ от общения причиняет душевную боль.
В тот день после полудня мы убили оленя. Я увидел его в купе берез и пустил стрелу, которая ударила ему в шею. Он упал, а Сэм, сразу же оказавшись возле него, быстро и безжалостно резанул ножом по горлу. Джед не скупился на восхищение. Вайлит наблюдала за нами: мною, самоуверенным и гордым, Сэмом, со спокойным выражением лица, который с окровавленным ножом ожидал, чтобы с туши стекла кровь, и я заметил пробуждение в ней вожделения, ее глаза расширились, губы чуть припухли. Если бы Джеда не было там — он присутствовал, но фактически не разделял чувства возбуждения — я мог бы представить себе, как она приглашает Сэма, чтобы он распластал ее на земле. Именно это теплилось в ее взгляде на него — и на меня, кто, в конце концов, пустил стрелу. Но там был Джед, а через несколько минут мы были заняты отделением мяса, которое смогли бы унести; момент возбуждения минул.
На ту ночь мы расположились лагерем в овраге, который, вероятно, был в добрых десяти милях от Скоара, но, все же, довольно близко от северо-восточной дороги — один или два раза мы слышали, как проезжали всадники. Для приготовления пищи мы устроили временный очаг из камней, ниже края оврага, откуда пламя не могло быть видимым с дороги. Когда пришла очередь Джеда и Вайлит собирать дрова и они оставили нас с Сэмом одних, он ответил на вопрос, прежде чем я задал его:
— Их называют «примазавшимися», Джексон. Это значит, что она занимается проституцией, чтобы добыть средства к существованию, предлагая себя любому мужчине в роте, который имеет доллар. Она очень искусная в своем деле — я был с ней несколько раз, и никогда не было скучно ни на минуту. Она вела себя так, как надо — мужчины обращались с ней приветливо, она имела право выбора, никакой подлец или пидер не скакал на ней, она имела возможность отложить деньги на черный день. В каждой роте имеется такая — я не знаю, как с этим делом в моханской армии. Наши ребята всегда делают настоящую любовницу из ротной проститутки. Это естественно — единственное женское существо, которое они могут любить, и так далее… Да, старый Джед благосклонно относится к религии, или он всегда так к ней относился, но, я хочу сказать, что для него это нечто вроде просвета в тучах, во всяком случае, он решил, что бог не желает, чтобы он находился в армии, когда ведется война и реальный шанс, ожидающий его — нанесение вреда кому-то. И, кажется, бог указал ему взять с собой в дорогу Вайлит. Он сказал, что так хочет бог.