Сара вспомнила свой разговор с Андреа, и подобрала слова:
– Но ведь есть разница между наивными пользователями, плохими технологиями, и плохо реализованными хорошими технологиями.
Войзек задумчиво изучал её. Внезапно он перевернул руку, чтобы посмотреть на часы, и Сара решила, что он решил её выпроводить. Но вместо этого он сказал:
– Думаю, нам нужно сходить посмотреть на технологии «Тонска», мисс Смит.
После вызывающих клаустрофобию рядов офисов на четвёртом этаже было неожиданно увидеть на этаж выше помещение с открытой планировкой. Пред Сарой открылось 90-метровое пространство, разбитое лишь колоннами-опорами и отдельными группами странного оборудования.
С одной стороны извивались кабели, протянувшиеся от штепселей к квадратной белой кабине высотой с телефонную будку. С другой стороны за пустым столом сидел манекен с голой грудью, на котором немного криво был надет парик в стиле семидесятых. Вместо рук у него было подобие механических протезов, на конце которых было по пять пальцев; один из пальцев касался «запястья» другой руки, а в том месте, где конечность соединялась с туловищем, торчали пучки проводов, словно разноцветная растительность подмышками. Чуть дальше находился небольшой островок офисной мебели, а вокруг него макеты стен, двери, и окон, заканчивавшихся на половине высоты потолка.
Оглядевшись, Сара обратила внимание, что в этом огромном помещении не было ни одного окна наружу. Освещалось помещение жуткими люминесцентными лампами, и лишь местами были пятна света от ламп накаливания. Кроме Сары и Войзека там никого не было.
– Не хотите поиграть моими игрушками? – спросил Войзек.
Он потянул за пуговицу на левом рукаве, а затем поднял над собой руки, словно пухлая балерина. Зажужжав, руки манекена сформировали над его неподвижной головой такую же арку. Сара охнула, и Войзек елейно улыбнулся.
– Дистанционное управление, – сказал он, снова коснувшись пуговицы на манжете.
Руки манекена повторяли его движения до тех пор, пока пальцы правой руки не коснулись левого запястья, после чего машина выключилась.
Они перешли к модели офиса, и Войзек показал систему видеоконференции с миниатюрными камерами, которые отслеживали их движения вокруг столов. На другом столе набор лазеров создавал голограммы автомобильных двигателей, и Войзек взял со стола нож для бумаг, пользуясь им вместо указки. Саре не понравилось, когда он показал голографическую видеозапись хирургической операции, продолжая пользоваться ножом как указкой.
Также она обратила внимание, что он следил за её реакцией, когда демонстрировал её собственное лицо, видимо, записанное во время её разговора с администратором в приёмной «Тонска». С напускным безразличием она обошла изображение вокруг, словно для того, чтобы посмотреть на себя сзади, и осталась недовольная тем, сколько седых волос видно с этого ракурса.
Её голограмма исчезла, её сменили пробегающие колонки текста, временами с обычными плоскими фотографиями, которые словно возникали из середины стола и исчезали в полуметре над его деревянной поверхностью. Ей не удавалось прочесть слова, и лишь через несколько секунд она поняла, что видит текст с обратной стороны – он отображается для Войзека, сидящего напротив. Она узнала перевёрнутый логотип «Метрополитэна», а затем свою фотографию. Затем их сменили колонки текста и фотография К-9. Она раскрыла рот, чтобы как-то прокомментировать, но остановилась, увидев ещё один знакомый логотип. Но Войзек уже ткнул толстым пальцем в угол стола, и изображение задрожало и погасло. Лазер выключился, и символ UNIT исчез.
– Просто поразительно, сколько информации можно собрать из публичных источников, правда? – довольным голосом сказал он. – База данных вашего издателя в интернете. Списки членов Британского Союза Журналистов. Хакеры, рыщущие в поисках информации и выкладывающие находки на всеобщее обозрение.
Она смотрела на него, пытаясь подобрать слова, которые бы согнали с его тонких губ улыбку.
– Эта технология, конечно, впечатляет, мистер Войзек. Но она лишь подтверждает мою мысль: её разработали для того, чтобы ограничить контакты между людьми, а не для того, чтобы облегчить реальное общение, – она уверенно смотрела в его бледно-голубые глаза. – Эти чудеса человеческой изобретательности созданы для того, чтобы обесчеловечить.
Он сложил пальцы домиком.
– Созданы для того, чтобы улучшить жизнь человека, – сказал он, словно поправляя школьницу. – Вы явно верите в то, что человечные технологии практически невозможны. Хотите, я продемонстрирую вам практически возможное, мисс Смит?
Он повёл её к высокой белой будке, окружённой кабелями.
На дверь будки кто-то прилепил две бумажки. «Чтобы работать здесь, безумцем быть не обязательно, но желательно!» – гласила одна из них. А на другой было: «Внимание! Не заглядывайте оставшимся глазом в лазер!»
Сара потянулась к дверной ручке, не собираясь позволить этим глупостям запугать её.
– В мире много говорят о Виртуальной Реальности, – сказал Войзек, открывая перед ней дверь. – Много всякой ерунды, много обещаний, и нечего показать с точки зрения практического применения. Но пока эти красноречивые вруны из наших американских конкурентов только говорят о возможности реабилитации, «Тонска» уже произвела вот этот работающий продукт. На всей Земле нет больше ничего подобного, – подчеркнул он.
Сара вошла внутрь куба, удивляясь тому, как мало оборудования было в нём, и как светло было внутри.
– «Реабилитация» звучит просто как эффектное словцо. Стоит ли за ним хоть что-то?
Войзек напряжённо смотрел на неё:
– Представьте, что даёте паралитику ощущение, что он пробежал среднюю дистанцию на уровне спортсменов. Слепому – от созерцания его первого заката. Играете Шуберта глухому.
У Сары, видимо, на лице было непонимание.
– Эти американские новички до сих пор в Средневековье со своими шлемами, перчатками, и заботами о передаче вкуса и запаха, – он прикрыл дверь так, что осталась лишь щель. – Ваш любимый фильм – «Инопланетянин», – сказал он, как бы невзначай.
– Откуда?..
Дверь закрылась с глухим стуком. Она думала, что кабина звуконепроницаемая, но снаружи всё ещё доносился гнусавый голос Войзека:
– Из анкеты, опубликованной в «Media Weekly», кажется, в прошлом июне, – сказал он. – Наслаждайтесь.
Не успела Сара ответить, как услышала быстро нарастающий вокруг неё электрический гул. Она была одна и не знала, может ли Войзек её видеть; она почувствовала лёгкую нервозность, как перед собеседованием при приёме на работу. А затем...
…невозможное ощущение. Она летит. Прохладный ветер. Темнота. Под ней крутятся колёса велосипеда, а когда она перестаёт крутить педали, раздаётся звук трещотки. Слишком сильно сжимая руками руль, она осторожно наклонятся в сторону, чтобы посмотреть вниз. Велосипед мчится дальше в ночное небо, и у неё в животе снова возникает такое чувство, будто она на американских горках. Далеко-далеко внизу деревья похожи на зелёные лоскуты на модели железной дороги, яркий свет полной луны создаёт причудливую игру света и тени. Она снова садится прямо, и велосипед головокружительным движением направляется в проносящийся мимо неё воздух, сквозь холодную ночь к судьбе. Она решается отпустить резиновую ручку руля и своей маленькой ручонкой снимает с головы капюшон детской курточки. В корзинке, висящей перед ней на руле, белая простыня сползла в сторону, и она скорее почувствовала, чем увидела, невероятное сочетание огромных голубых детских глаз и древнего сморщенного лица, и...
…качнувшись, она упала на стену белой кабины, и несколько секунд её глаза не могли сфокусироваться на этой белизне. Как только им это удалось, Сара почувствовала, что дверь позади неё открывается, а машинный гул стихает. Она почти что выпала в большой демонстрационный зал, в котором стояла и смотрела на неё с мрачным презрением секретарша Войзека.
– Вы уже нарушили расписание мистера Войзека, – с укором сказала секретарша и показала рукой в сторону выхода. – Позвольте, я провожу вас до приёмной.
Это явно не было просьбой. Сара посмотрела в сторону дверей главного входа, она всё ещё не пришла в себя. Когда её мысли начали приобретать обычный порядок, она узнала упитанную серую фигуру Войзека, выходящую сквозь дверь.