Дорота перебивает его.
Дорота. Американцы своим больным говорят.
Ординатор. Да, говорят. Плохие прогнозы в основном подтверждаются, хорошие — реже.
Дорота. Пускай будет плохой. Скажите: он умрет. Чтобы я знала. Я буду делать для него все, что могу…
Пепел с её сигареты падает на пол.
Ординатор. Ничего вы не можете. Только ждать.
Короткие рациональные ответы ординатора бесят Дороту, но она должна во что бы то ни стало довести разговор до конца. На этот раз ей удается стряхнуть пепел в ладонь. Успокаивается.
Дорота. Если дадите еще минуту, я скажу, почему мне необходимо это знать.
Ординатор. Слушаю.
Дорота. Я не могла забеременеть. А теперь я на третьем месяце. Не от мужа… Если сделать аборт… всё, это последний шанс. А если муж будет жить… нельзя рожать этого ребенка. Мужчина, о котором я говорю, очень близкий мне человек. Не знаю, поймете ли вы… Можно любить сразу двоих…
Ординатор. Надежды на выздоровление у него не больше пяти процентов, на то, что выживет и будет влачить жалкое существование, — примерно пятнадцать. Так утверждает медицина. Я же… Я слишком много видел людей, которые жили, хотя не должны были жить, и таких, которые умирали без причины.
Дорота долго, старательно гасит сигарету в спичечном коробке. Ярко вспыхивает внезапно загоревшаяся спичка.
Ординатор. Он будет знать, что это не его ребенок?
На лице Дороты появляется нечто подобное тому, что в романах называется «злой улыбкой».
Дорота. Конечно… Вы способны только раскладывать все по полочкам. Вы тоже…
Ординатор. Я знаю, что люди на все соглашаются. Иногда…
Дорота. Есть вещи, которые нельзя сделать человеку… которого любишь… который умирает… Вы верите в Бога?
Ординатор. Да…
Дорота. А мне не у кого спросить…
Дорота уходит, не попрощавшись. Ординатор поднимает голову. С фотографии на него глядят смеющиеся дети с мороженым в руках. Ординатор встает и набрасывает салфетку на клетку с канарейкой, которая как раз собралась петь.
Перед дверью в квартиру Дороты на большом туго набитом рюкзаке сидит мужчина в ветровке. Увидев Дороту, встает.
Янек. Ты слышала на автоответчике?..
Дорота. Да.
Открывает дверь, смотрит на рюкзак.
Дорота. Это Анджея?
Янек. Мы уезжаем. Через неделю. Через неделю. Прямиком в Дели, а оттуда, уже с носильщиками, идем в первый лагерь.
Входят в квартиру. Янек ставит тяжелый рюкзак в передней.
Дорота. Зачем принес?
Янек. Никого же не будет, еще кто-нибудь залезет…
Дорота. Послушай… а не рановато ли вы его хороните?!
Янек достает из кармана записку.
Янек. Я ему написал… В горах нам его будет не хватать.
Дорота. Забирай это. Забирай.
С грохотом распахивает дверь, пытается одна выволочь тяжеленный рюкзак на площадку.
Дорота. Он член клуба или нет?! Имеет право держать рюкзак на складе?
Янек. Да, но…
Дорота. Так пускай там и лежит, черт побери! Пусть лежит, по крайней мере, пока он не умер!
Перетаскивает рюкзак через порог и захлопывает дверь. Янек остается в передней.
Янек. Прости… Мы не хотели… Бедная ты…
Дорота. Нет, уже все в порядке. Это было не так глупо…
Янек. Ты о чем?
Дорота. Об этом идиотском рюкзаке.
Янек. Как он себя чувствует?
Дорота молчит.
Сидит на кухне. Тупо смотрит на стакан с чаем, над которым клубится пар. Поднеся к стакану палец, начинает медленно, миллиметр за миллиметром, подталкивать его к краю стола. И вот уже он стоит на краю, но Дорота не убирает пальца, стакан наклоняется и со звоном падает. Дорота не реагирует. Она будто и не заметила того, что сделала. В комнате зазвонил телефон. Дорота не двигается с места. После второго звонка включается магнитофон. Слышен Доротин голос.