Бывают дни, когда солнце подернуто дымкой, необычного цвета облаками или, как чаще всего бывает после дождя в сумерках, светит неярко сквозь призму мелких капелек воды. И тогда привычный мир начинает играть новыми красками, не виданными доселе оттенками и контрастами, чудится то искажение перспективы, то время, сбившееся с привычного размеренного течения, и сладко-волнующе сжимается сердце в неясном предчувствии. Вечные "сумерки" Нумергарда словно растворяли окружающее великолепие в зыбкой ирреальности, растушевывали четкие линии, меняли цвета. Дымчатая голубизна гор вдруг оборачивалась глубокой синевой, а в следующую секунду, стоило лишь моргнуть, нежила взгляд розовато-сиреневой палитрой.
А воздух... Ах, этот неповторимо вкусный воздух, свежий, чистый, как горный родник, разгоняющий кровь по жилам не хуже хорошего вина, желанного поцелуя и стремительного полета! Такой бывает лишь после летней грозы, лихой, живительной, вызывающей благоговейный ужас. Один глоток этого воздуха – и сердце бьется быстрее, и кажется обновленным не только мир, но и сама душа.
- Утьвлятьибтуюмэмэ!.. – восхищенно выдохнул Сев. Перевел взгляд на притихшего викинга. – Красота-то какая!..
Джо задумчиво на него посмотрел и молча кивнул. Была ли виной тому волшебная игра света и тени, или на О'Леннайна подействовала магия родных мест, но он впервые на памяти зельевара выглядел не кряжистым недоумком, а... викингом. Плечи распрямились, серые глаза потемнели от горечи прожитых нелегких лет. Джо пристально вглядывался в лицо спутника, чуть вздрогнул, заметив на губах у того легкую улыбку, совершенно не свойственную привычному Северусу, и резко тряхнул головой:
- Идем, надо успеть до темноты.
- Что бы с тобой сделать? – задумчиво вопросил Снейп у связанного Петтигрю. – Память тебе не сотрешь, в Отделе Тайн умеют восстанавливать уничтоженные воспоминания, а ты слишком много знаешь... Убить? А куда потом труп девать? Трансфигурация и у меня, и у Поттера по качеству та еще. И одного тебя не оставишь, чтоб позвать кого-нибудь из нашей теплой компании...
Питер испуганно сжался на неудобном стуле, куда его водрузили заговорщики. Хоть он был трусом, перебежчиком и приспособленцем, дураком Петтигрю не являлся. Он понял намного больше, чем было сказано при нем, сделал выводы и оценил масштабы лужи, в которую вляпался. Лужа была большой, глубокой и вонючей, поэтому Питер старательно прикидывался ветошью.
То, что он рассказал под Веритасерумом, озадачивало, но объясняло довольно многое. Сам Северус еще по школе помнил, что Питеру лучше всего удавалось зельеварение, да и тот разговор в поезде, когда Петтигрю признался, что будет проситься на Гриффиндор, завязался именно из-за какого-то спорного вопроса по зельям. Но Снейп и предположить не мог, что Питер окажется весьма талантливым зельеваром. Настолько талантливым, что Волдеморт доверит ему варку сложнейшего темномагического состава, благодаря которому и обретет новое тело в то сумасшедшее лето 95-ого. Это зелье классифицировалось как NC-16 и было потолком возможностей Петтигрю, поэтому Темный Лорд активно загружал работой своего Мастера Зелий - Северуса. Однако таланты Питера забыты не были. Создавая проклятый снитч, который должен был захватить душу Гарри Поттера, Волдеморт решил перестраховаться. Он наказал Питеру изобрести что-нибудь эдакое, что могло бы убить Избранного не только эффективно, но и эффектно. Питер, пронеся в Хогвартс снитч и подсунув его в подготовленный для игры набор мячей, принялся за разработку заказанного «чего-нибудь эдакого». И проявил чудеса смекалки, разработав ядовитую дымовую шашку – вот уж не ко времени в нем проснулся Мародер! Поскольку именно Петтигрю имел относительно свободный доступ в замок, то ему и выпало тащить ее в Больничное Крыло. Однако случилось непредвиденное: крысу заметил Живоглот и погнался за ней. Спасая свою шкуру, Питер бросил на произвол судьбы свое изобретение, и то, по истечению положенного времени, взорвалось. Ядовитый дым разнесло по слишком большой площади, поэтому толку от его ядовитости не оказалось. Естественно, двойная неудача – и со снитчем, и с шашкой, - разозлила Волдеморта, однако он по достоинству оценил выдумку Питера, и разработки последнего продолжились. Раз за разом протаскивая в Больничное Крыло новые изобретения, Петтигрю был вынужден обходить защитные заклинания Дамблдора, и, в конце концов, ему это надоело. Поняв, что директор вычислил его крысиные лазы, Питер вспомнил молодость. Мародерам часто требовались редкие ингредиенты, и Питтегрю отыскал удобную лазейку в школьную лабораторию, которой решил снова воспользоваться. Бежать из подземелий к Крылу было куда дальше, нежели от главного входа, но это окупилось сторицей – Дамблдор так и не вычислил эту тропку. И, к удивлению и радости предателя, не вычислил и Северус Снейп, хотя один раз Питер случайно задел контур сигнальных чар, наложенных на дверь лаборатории – в ночь после Самайна. К слову, именно тогда он узнал о фамилиаре Северуса – шикарном черном коте, которого с тех пор боялся до дрожи. Однако лабораторные запахи перебивали запах крысы, поэтому Питер так и остался не пойманным.